Альфа для центавры - Людмила Вовченко Страница 3

Алла пискнула, вроде как в поддержку; кто-то шепнул «молодец». В уголках рта у золотого дрогнула тень улыбки.

— Хорошо, — кивнул он. — Кратко. Мы — три из Страж-колена. — Он бросил короткий взгляд на белого и тёмного, и те едва заметно повели плечами, как бы подтверждая. — Наш Свод запрещает торговлю разумными. Мы перехватываем и уничтожаем такие узлы. Этот аукцион давно был целью. Женщины… — он коротко качнул головой, — из разных миров. Много земных, да. Вы летите к промежуточному убежищу. Потом — на Ксантару.

— Их мир, — тихо сказал белый, и Татьяна в первый раз услышала в его голосе не сталь, а музыку. — Там — воздух, который пахнет сосной и морем. И солнца два: одно — мягкое, зелёное.

— Мы не сдаём вас никому, — добавил тёмный, как будто счёл нужным расставить акценты. — Сначала — восстановление. Потом — выбор. Ваш, не наш.

Хор шёпотов прошёл по залу. Кто-то всхлипнул — не от страха, от облегчения.

— Выбор, — повторила Татьяна. — Это — по-земному.

Она поймала себя на том, что улыбается уголком губ. На секунду. Не больше. «Не расслабляйся. Рано».

— Смотрите, — сказала вдруг Лина, тронув её за локоть.

В боковой стене, как створка, раскрылась панель, и их пустили в галерею-обзорную. Стекло от пола до потолка — не стекло, конечно, а прозрачная, живая поверхность, с которой свисали тонкие световые нити. За ней — космос. Не плоская картинка из школьного атласа, а бездна глубины.

Перед ними медленно проплывал пояс обломков — как стая рыб из льда и камня; осколки светились бледным светом, отражая далёкие звёзды. По краю поля зрения, совсем близко, тянулся голубоватый туман — тонкий, как молоко, — вероятно, след от ионизированных частиц. И на этом фоне — чёрная бархатная тьма, в которой горели солнца: синие, белые, жёлтые. Каждое — как глаз бога.

— Красиво, — прошептала Яна, та, у которой кошка на клавиатуре. — Как в планетарии. Только… настоящее.

— Видишь, — шёпотом сказала Татьяна Нине, которая всё ещё крепко держала её за локоть. — Это не конец. Это — начало.

Сзади раздался смешок — нервный, но уже почти человеческий.

— Начало чего? — Алла опять не удержалась без комментария. — Новых приключений? — и вдруг, совершенно по-детски, добавила: — Лишь бы без монстров под кроватью.

— Монстров под кроватью достаточно и на Земле, — сказала Лина. — Только мы их по-другому называем.

Женщины тихо засмеялись. Смех — как трещинка в панцире страха. Через трещинку прошёл воздух.

Татьяна развернулась лицом к ним.

— Слушайте. У нас есть первый час, когда всё ещё хрупко. Мы сейчас сделаем две вещи. Первое: проверим, у кого что болит, кто не дышит, кто в панике. Лина, ты со мной. Нина — сядешь у стены, дышишь. Алла — воды раздашь. Олеся — одеяла. Второе: короткие связки. Пары по двое. Никто не остаётся один. Если кому-то плохо — кричите. Никакой стыдливости. Поняли?

— Поняли, — отозвались из разных точек, словно хор.

Она пошла по ряду. Руки сами знали, что делать. Плечо — тёплой ладонью. Пульс на запястье. «Смотри на меня, тут и сейчас». «Дышим». «Хорошо». «Да, плачь». «Отлично, ещё». Слова — простые, как вода, но женщины ловили их, как спасательный круг. Татьяна работала и думала: «Мне страшно. Смешно. Горько. Не плачь. Потом».

В какой-то момент рядом возник белый. Он не вмешивался, просто стоял на полшага позади, как тень. От него шёл запах — едва уловимый, как лёд и смола. Он протянул ей маленькую оболочку — прозрачную, как капля, — и она машинально сжала в ладони.

— Что это?

— Соль. — Он на мгновение запнулся, будто искал земное слово. — Она удерживает… — он провёл пальцами по воздуху, — равновесие. Если кружится голова — положи под язык.

— Спасибо, — так же коротко сказала она. И вдруг, сама не зная почему, добавила: — Вы всегда так смотрите?

— Как?

— Словно узнали.

Он медленно вдохнул. На белых ресницах дрогнуло серебро.

— Некоторые из нас слышат, — сказал он. — Не ушами. Это потом. Сейчас — вам отдыхать.

Татьяна отступила на шаг, чтоб не терять тональность происходящего, и снова обвела взглядом женщин. Внутри, под грудиной, колотилось, как птица. Она прижала ладонь к груди, будто успокаивая её.

— Тань, — окликнула её Алла неожиданно мягко. — А у тебя какая вещь с Земли?

— Я говорила, — ответила она, и уголки губ сами дёрнулись. — Дождь по подоконнику. И свет на кухне. — Помолчала. — И дочь. Как она смеётся. Как в шесть лет.

— Она найдёт тебя, — твёрдо сказала Лина. — Даже если эта… Ксантара на краю. Мамы и дочери — они как магнит.

— Сначала нам надо найти себя, — отозвалась Татьяна. — А потом всё остальное нас найдёт.

Корпус под ногами мягко качнуло, как лодку на плёсе. Где-то бортом прошёл глубокий, низкий звук — как если бы кто-то провёл рукой по струнам гигантской арфы.

— Переход, — сказал золотой, прислушиваясь к невидимым показаниям. — Сейчас может закладывать уши. Это безопасно.

Потолок на миг потемнел, и по швам пробежали ниточки света — звёзды расплылись, как блики на воде, потом снова собрались в точки. Кто-то ойкнул, кто-то зажал уши ладонями, Нина вцепилась в край лавки — и выдохнула, когда всё завершилось. Татьяна стояла, чувствуя, как дрожат колени — не от страха, от перенапряжения. Она позволила себе один короткий вдох с закрытыми глазами — и снова распрямилась.

— Маршруты закрыты, — сообщил тёмный. — Нас не догонят.

— Слышали? — Татьяна подняла голову. — Нас не догонят. Значит, мы можем позволить себе… — она поискала слово, — жить ещё десять минут без планов. Просто дышать.

— А потом — план? — усмехнулась Алла, уже возвращая себе привычный тон.

— Потом — план, — серьёзно кивнула Татьяна. — Положение, по имени, кто умеет что: медсестра, повар, учитель, инженер. Разделим обязанности. У нас должно быть «сегодня». И «завтра». Даже если оно другое.

— Я… я врач,