Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая Страница 26

А если не будет жив – посох назад деду его собственные помощнички принесут…

Глава 8

– Встал не благословясь, вышел не перекрестясь, не из двери в дверь, не из ворот в ворота – в дыру подзаборную. Пришел не в чистое поле – в болото глухое. Вы, духи лесные, болотные, ветровые, боровые, чащобные! Собирайтесь ко мне! С черного медведя, с серого волка! С леса стоячего, с облака ходячего, с дерева сухого! С сырого бора. С серого болота, корчевого пеневья. Со мха, с темных лугов, с густого очерета, с гнилой колоды, где гуляли, обитали!..

Красные отблески заката еще виднелись над темными вершинами леса, когда Куприян, на дедовой долбленке переплыв Игорево озеро, оказался на краю Черного болота. Место это пользовалось в округе дурной славой – сюда не ходили за ягодами или мхом, не охотились. На болото князь Игорь с его богатырями загнал литву, у которой от воды священного ключа голова развернулась лицом назад, и оттого она не видела, куда бежит. В память о том местные шутники на Карачун, когда рядятся во всякое страшное, рядились литвою – сделав себе такие личины, у которых лицо смотрит назад. Демка в этих безобразиях всегда был заводилой, мельком вспомнил Куприян. Его же привела сюда нужда не в ряженых, а в подлинных бесах – тех, кто служат волхву, если он сумеет их подчинить. Когда-то он уже это сделал, но отказался от той силы вместе со старой верой в Перуна и Велеса. Сумеет ли он вернуть прежнюю силу? Признают ли отвергнутые бесы власть прежнего хозяина или разорвут, увидев в нем врага?

В Черном болоте не было тропинок, идти приходилось почти наугад. В лесу делалось все темнее. И без нечистой силы бродить почти в ночь по болоту – дурной смерти искать. Куприян ощупывал дорогу концом дедова посоха. Сделанный из стволика молодой ели, вытертый и гладкий, почти как стекло, тот был усеян мелкими шипами, оставшимися от сучков. А сколько бесов жило в этом посохе, накопленных за бесконечную жизнь деда Заморы, лучше было не думать.

Ноги быстро промокли, но об этом Куприян не беспокоился.

– Вы, духи лесовые, боровые, болотные, трясинные… – бормотал он, медленно продвигаясь вперед. – Куканы и кикиморы, пужалы и страшилы…

Все они теперь где-то здесь. Всякий, кто худо прожил жизнь, или худо умер, или неправильно погребен, не может уйти на тот свет, к дедам, чтобы в свой срок родиться вновь. И даже будь крещен – не пойдет ни в рай, ни в ад, а будет болтаться между тем и этим светом, страдая сам и стараясь причинить зло живым, выпить их силу и напитаться ею хоть на какое-то время. Места, где скапливаются мрецы, зовутся нехорошими, и это всегда места, где тот свет смыкается с этим. Болото – главное их обиталище, что ни земля, ни вода, где ни проехать, ни проплыть. Это место – то самое «пусто», куда отсылают, проклиная. Здесь их, этих голодных и злобных духов, бесчисленное множество. Это время – ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет – пора их наибольшей силы. Куприян пока не видел их, но слышал: шепот, роптанье, бормотанье, скрип и визг, хохот и стон.

Куприян осторожно пробирался вперед, внимательно осматривая землю по сторонам. Он был здесь пять лет назад, когда приходил утопить горшок со своими духами-помощниками. Вернуть откуда взял. Найти то место он не думал, надеялся лишь, что они сами откликнутся на зов. Но в каком виде явятся? Духи будут злы, и доброй встречи ждать не приходилось.

Впереди мелькнуло что-то живое, и Куприян замер, крепко опираясь на посох. Навстречу ему бежал куст, вместо ног используя нижние ветки и корни. Живо прыгал с кочки на кочку, подскакивал и визгливо хохотал.

– Чур со мной! – Куприян выставил вперед конец посоха. – Ступай своей дорогой!

Куст прыгнул прямо на него, и Куприян недрогнувшей рукой сбил его посохом. Тот рухнул в лужу, потом выставил верхушку – среди перепутанных, обломанных веток распахнулась пасть вроде собачьей, усаженная клыками. Пасть захохотала гулким низким голосом, потом нырнула и пропала.

Куприян ждал, не появится ли еще кто. Он был не столько испуган, сколько сосредоточен. Пугает неожиданное, а он точно знал, когда сюда шел: его будут пугать, проверять на прочность. Пока шишиги – в каком бы облике ни явились – только скалят зубы и хохочут, это не беда. Беда, если попытаются укусить.

Осматривая кочки, Куприян скоро заметил, что они слегка шевелятся. И чем дольше он всматривался, тем лучше видел: никакие это не кочки. Из болота торчали человечьи головы. Пока он видел только маковки, заросшие густыми, длинными, спутанными волосами. Но вот на одной открылись глаза. Голова была погружена в болотную жижу по переносицу; она чуть дергалась, лоб был залит мутной водой, глаза открывались и закрылись, а снизу вырывались и гулко лопались пузыри. Было похоже на последние мгновения утопающего, который уже оставил борьбу за жизнь.

Куприян шел дальше, и уже не на одной, а на многих кочках мелькали отсветы в полумертвых глазах. Их были десятки – со всех сторон, сзади и спереди. Будто целое войско зашло в болото и стало тонуть… И когда он подумал об этом, страх впервые скользнул по хребту холодной змейкой и юркнул в душу, свернулся там клубком и затаился.

Но отступать нельзя, останавливаться тоже. Встав на эту тропу, остается идти – до победы или до гибели. Погибать Куприян не собирался – что тогда будет с Устиньей? Не вернись он из этого похода – ее сочтут ведьмой, и хорошо еще, если просто изгонят. Чем больше человек напуган, тем больше он жесток к тому, что пугает.

Болотное войско не тонуло – на глазах у Куприяна оно вырастало из болота. Когда он его заметил, видны были только маковки, но теперь уже каждая кочка шевелила веками, а лицо было видно до самой бороды – мокрой, напитанной грязью, тиной и мхом.

Когда Куприян проходил, ближние к его пути головы поворачивались к нему. Вот на одном лице открылся рот. Следующая голова издала хриплый крик, будто призывая Куприяна остановиться. Он с трудом подавил желание ускорить шаг – слишком опасно. Литва сидит в болоте уже трижды девяносто лет, а ему незачем привыкать к такой жизни. Но, при всем его опыте, и ему было трудно сохранять самообладание под десятками взглядов