Седая целительница - Зарина Солнцева Страница 23

Что же делать дальше?

Стешку срочно надо вытаскивать отсюда. В лагере она давно «мертва» для всех. Но куда ее деть?

На пару верст вокруг ни души. Куда спрятать? Как помочь?

У нас ведь ни гроша за душой. Ни коня. Лишь старая одежда и потрепанная сумка на плечо.

Вспоминаю невольно слова того волкодака. Он так рьяно защищал честь Стеши. Обычно деревенские парни быстро испарялись, когда за невестой ходил дурной слух. Глядишь, похуже, могли и сами пустить сплетни о девке, что дала им отворот-поворот.

Да и Матриша говорила намекнуть волкодакам, что случилось с нами.

Может, этому Деяну все рассказать?

Но как подойти? С чего начать?

Я просидела в одиночестве еще недолго. Пришел Вацлав, и я вцепилась в мужика, словно репей. Заныла, что мне надо в лазарет. Привести себя в порядок. Сменить, в конце концов, одежду! И Вацлав, слегка покраснев, отводя взгляд, махнул мне рукой.

В отличие от Горана, который без малюсенькой капельки смущения расспрашивал меня о самочувствии и укладывал спать, Вацлав предпочел побыстрее избавиться от меня.

Покинув шатер господ, я цепляла на себя взгляды наших мужиков. Любопытный и негодующий, даже обвиняющий. Мне от этого стало дурно, и, отпустив голову ниже, я стала двигать ногами быстрее. Но куда там… До лазарета меня снова перехватили, на этот раз высокий волкодак. Его русые волосы были собраны в низкий хвост, щетина на подбородке делала старше и суровее, а зверинын глаза смотрели немигующе, жестоко.

Отодвинув меня в укромное местечко под деревцем рябины, от посторонних глаз, волкодак глянул на меня сурово.

— Доброго тебе неба над головой, Снежинка. Разговор у меня к тебе имеется.

Я сразу узнала этот голос. Кажется, Деян, ведь это он нарек себя нареченным Стешки.

— Доброго… — сглотнула я, ощущая, что боги слишком быстро осуществили мои задумки.

— Где Стеша, Снежинка?

Низко зарычал мужчина, нависая сверху так, что я утопала в его тени. Невольно дернулась, но мне дали, и я замерла испуганным зайцом на месте.

— Я не зн…

— Не лги мне! — рявкнул мужчина, не дав мне соврать, а потом смягчился и почти отчаянно прошептал: — Скажи мне правду, она жива? Живая?

Меня немного потряхивало. И все-таки я не могла не оценить, что он не спросил: «Не снасильничали ли ее?», а «Жива ли?». Казалось, он примет ее любую, лишь бы живую. Это подкупало.

Я и сама не заметила, когда едва ли заметно кивнула. Данного жеста было достаточно, чтобы широкие плечи расслабились, а облегчение смягчило темные глаза.

Дерганным движением потерев подбородок, Деян взглянул на меня сурово.

— Расскажи мне все, Снежинка, всю правду. Я должен знать все.

— Я… — что сказать, я не знала. Наверное, стоит начать с главного, воевода нами торгует. Только сейчас вспомнилось, как несколько месяцев назад так же пропала другая девушка. Тоже сирота, воевода тогда рукой махнул, мол, домой вернулась. Но мы-то знали, не было у нее никого. А до нее еще две. Якобы их сослали в другой полк за травами, да там и задержали.

— Правду, Снежинка. — продолжил давить волкодлак, еще сильнее зажав меня у дерева, дабы не сбежала. — Не враг я вам. А на Стешку и вовсе свои виды имею.

— Какие это?

Подалась я вперед, прищуриваясь от его слов. Деян глянул на меня, как на ребенка маленького, а потом ухмыльнулся краем губ. Простодушно развел руками.

— Жениться надумал.

— На нашей Стешке? — наверное, мои глаза округлились, словно у совушки. Никогда еще таких дел не видала. Чтобы с ходу и сразу жениться. — Так ты еще пару дней как знаешь, о ее семье ни слуху ни духу. С каких будет, кто мать ее, отец… Что попросят в замен за дочку.

Пришибленно проговорила и глащами захлопала.

У нас, сельчан, все так было. Если девка приглянулась, так парень сначала присмотрится, из какой семьи. По статусу подходит, аль нет. Матери скажет, та кумушек поспросит, какие сплетни о девки ходят, да о ее мамки в молодости ходили. Здорова ли? Дитя родить сможет? Чем богаты? Много детей в семье или одна она у своих стариков?

Все это играло важную роль для замужества девушки. И именно поэтому я осталась в старых девах до 19 зим. Мама моя красавица, работящая да с норовом. К мужикам относилась с холодом, а их жены (глупые курицы) напридумали всякого, что нагуленыш я. Жили мы пусть и не бедно, но без крепкого мужского плеча, все самим делать приходилось. Да и многих молодцов мои волосы смущали.

Однажды, возвращаясь с леса, услышала, как громко смеялись у пруда сын кузнеца с сыновьями нашего старосты: «Мало того, что она безотцовщина, так и седая, словно старуха! Мать говорит, пойди к ней, целительница хорошей женой будет и в дом будет разные вкусности приносить от больных. Только не хочу я! Коса пепелиная, как у моей бабки! Аж в озноб бросает!»

Тут некстати вспомнился Горан и как нежно он называл меня лебедышкой. Да, наглый, упрямый и такой сильный. Но что-то в душе трепетало от тихого урчания мужчины.

— А зачем мне на ее мать смотреть? — спокойно удивился Деян. — Жену мне родила, и на том спасибо. Не ее я себе хочу, а дочку. Да и семья ее отсюда далеко, а жена за мужем пойдет. Таков обычай, что у нас, что у вас. Я Стешку в лесные селенья уведу. Хозяйкой в своем доме сделаю. Захочет родня моей суженной наш союз принять, рад буду. Пускай в гости приходят. А раз нет, то не велика потеря.

— Как у тебя все легко, — наш разговор зашел совершенно в другое русло, но, чего скрывать, мне было интересно. — У нас так дела не делаются. — Так это у вас, — спокойно расуждал русоволосый, — Отмюда, начинаються уже наши земли. И все подчиняються нашим законам. А теперь, целительница, скажи мне правду. Где Стешка сейчас? И как она оказалась около костра с теми жирдяеми?

Увела взгляд в сторону. Надо говорить, а то глядишь, и воевода снова возьметься за торги.

— Она в укромном месте. Прячется. — Говорила тихонько, словно мышка, а потом воровато оглянулась. Не дай боги кто заметил из солдат воеводы. Заметив это, Деян заслонил меня своим широким плечом, молча выслушивая дальше. — Воевода приказал вчера вечером ей с солдатами пойти за тканями. Мол, купил у торговца для перевязки. Они увели ее в лес, как дошли до этого торговца, то подруженьку мою сразу связали. Они… Они хотели ей много дурного сделать. Продать