По ту сторону тьмы - Р. С. Болдт Страница 19

— Ага-а… — Её знающий тон царапает мне кожу.

— Воу-воу, так, погодите, — поднимаю руки, произнесённые мною слова — категоричные и поспешные, — когда я говорю «поговорить», я действительно имею это в виду. Другие женщины может и вешаются на него, но это не про меня. Вдобавок, думаю, предельно ясно, что Бронсон не из тех парней, которые…

Захлопываю рот прежде, чем успеваю облечь в слова остальную часть своей мысли. К чёрту мой словесный понос.

— Не из тех парней, которые…? — Любопытство отражается на её лице, отгоняя толику её подозрения.

Вздохнув, решаюсь просто это сказать:

— Вы, очевидно, видели этого мужчину. Он… — я махнула рукой, как будто это само по себе проиллюстрирует «адски горяч», — а я, очевидно, просто я, — отшучиваюсь, пытаясь сгладить неловкость, но звучит лишь неуклюже и натянуто.

Останавливаюсь ли я на этом? Нет. Отнюдь нет. Мой словесный понос продолжается.

— Поскольку, знаете, я скучная и неброская, у меня практически нет друзей, так как работаю я в морге. Живу в окружении мертвецов и, признаться честно, с ними гораздо легче иметь дело, чем с большинством живых дышащих людей. — Когда я наконец замолкаю, чтобы перевести дух, она смотрит на меня, будто бы я уникальное создание полное странностей, только что обнаруженное ею.

Кем я, вероятно, и являюсь. С глубоким вздохом мои плечи опускаются, и я смотрю на свои руки, словно в них хранятся тайны мира. Почему я такая странная?

Наконец, она наклоняет голову в сторону.

— Как насчёт того, чтобы приготовить тебе наш фирменный завтрак? Немного торрихаса должен помочь.

Я вскидываю голову с трудом удерживаясь от того, чтобы удивлённо не уставиться на неё. Ладненько. Этого я совсем не ожидала от неё услышать. Но она смотрит на меня взглядом, лишённого настороженности; взглядом, в котором больше материнской заботы.

— Звучит здорово, спасибо. — Хотя я без понятия, что, чёрт возьми, такое торрихас. Но, эй, в прошлый раз, когда я здесь ела, всё на вкус было неземным.

Она улыбается, и я осознаю: это первый раз, когда я удостаиваюсь искренней улыбки от неё. Её лицо озаряется, в уголках глаз появляются морщинки, и я лишь могу сказать одно: обалдеть. Она в мгновение ока превратилась из хорошенькой в красавицу.

Не спрашивая, она берёт чистую кофейную чашку и немного наливает мне.

— Твоя еда будет готова через пару минут.

— Спасибо.

Она поспешно уходит, скрываясь на кухне. Мне остаётся только гадать: что за чертовщина только что произошла. Как будто кто-то щёлкнул выключателем, и она вдруг стала спокойно относиться к моему присутствию.

Странно-то как.

Мужчины в комбинезонах поднимаются со своих мест и громко прощаются. Официантка выходит из подсобки и машет им рукой.

Один из мужчин говорит:

— Когда увидите Бронсона, скажите ему, что мы почти закончили…

Если бы я не наблюдала за ней, то пропустила бы суровый взгляд, которым она одарила мужчину. Или то, как её глаза скользнули по мне, прежде чем устремиться на мужчину в молчаливом «заткнись».

— Эм, в любом случае, увидимся позже, Анхела. — Он произносит «дж» в её имени, как «х»13, прежде чем двинуться к выходу и поплестись за остальными.

Как только мужчины уходят, в закусочной воцаряется тишина, которую нарушает дзинь колокольчика из кухни.

Официантка — Анхела — ставит передо мной большую тарелку с чем-то, что выглядит и пахнет просто восхитительно.

— Торрихас, — объясняет она, — наша кубинская версия французского тоста. Обычно мы подаём его холодным, но многим моим клиентам оно больше нравится тёплым с сиропом.

Разворачиваю салфетку с серебряными приборами.

— Уверена, что будет восхитительно.

Её губы украшает довольная улыбка, и она доливает мне кофе, прежде чем оставить меня пробовать первый кусочек.

Святые угодники!.. Мои вкусовые рецепторы ликуют, и я почти уверена, что ангелы воспевают «Аллилуйя». Блюдо это превосходит обычные французские тосты в любой день недели.

Я была застигнута врасплох, будучи увлечённой смакованием каждого кусочка, когда Анхела садится на стул рядом со мной. Изумлённо смотрю на неё, но она лишь улыбается и опирается руками о стойку.

— Рада, что тебе понравилось.

— «Понравилось» — мягко сказано, — делаю глоток кофе и смотрю на свой завтрак. — Точнее будет сказать «полюбилось».

Она посмеивается, прежде чем успокоиться.

— Расскажи мне о своей работе. Тебе нравится?

Я пытаюсь понять причину её внезапного проявления интереса, причину изменения её отношения ко мне, но потом решаю: меня это не волнует. Я предоставлю себе возможность немного потворствовать женщине, в которой больше материнских чувств и искреннего интереса, в сравнении с тем, что я когда-либо получала.

Единственная проблема заключается в том, что в моём сердце остриё копья бесплодного, всё ещё не изжитого до конца, сожаления о том, что я не вытянула короткую соломинку, когда дело касалось матерей.

Я решаю ответить правдиво, поскольку сомневаюсь, что у меня появится повод вернуться в это место. Мало того, я могу не дожить до завтрашнего дня, если Бронсон выяснит, что я рискнула сюда вернуться.

А я не сомневаюсь: он выяснит.

— Знаю, это покажется странным или отвратительным, однако я люблю свою работу. — Вилкой макаю маленький кусочек торрихаса в сироп, но не подношу к губам. Мои губы кривятся в уничижительном намёке на улыбку. — Я всегда была изгоем. Я просто… никогда не вписываюсь, — осознаю, насколько угрюмо это прозвучало, потому поспешно добавляю: — Я имею в виду, что мне, в целом, лучше работается в одиночестве, — ухмыляюсь, пытаясь придать своему признанию некоторое легкомыслие. — А мертвецы не склонны много сетовать.

«До недавних пор». Не придаю значения этому шёпоту на задворках сознания и откусываю ещё кусочек.

— Уверена, доктор Дженсен ценит, что у него есть надёжный человек, который займёт его место, когда он выйдет на пенсию.

Я поперхнулась, в отчаянии потянувшись за кофе. Когда я, наконец, прихожу в себя, я перевожу взгляд на неё и вижу, что она невозмутимо смотрит на меня.

— Вы… знакомы с доктором Дженсеном?

— Разумеется. Я хорошо знакома с Гарольдом и его семьёй.

Думаю, мой вопрос был несколько глуповатым, поскольку семья Дженсенов веками является главными на территории Джексонвилля. Роскошный парк и даже улица, расположенные в центре города, носят его фамилию.

— Ты ранее упоминала, что у тебя нет друзей.

Дерьмо. Она точно нисколько не пытается подсластить пилюлю. Жар заливает мои щёки, и я концентрируюсь на своей уже пустой кофейной чашке.

— Вы это уловили, да?

Улыбка подчёркивает её голос.

— Да, — после короткой паузы она тихо задаёт вопрос: — Почему?

Дерьмо. Можно ли это объяснить без подробных описаний неразберихи, которой была моя жизнь? И не говоря о том, что недавние