Стихийница - Екатерина Александровна Боброва Страница 18

— Профиль? — уточнил он, уже смиряясь с тем, что придется ломать схемы обучения, выстраивая их заново. Стихийника нельзя учить по стандартам. Он их сожрет, переработает и выдаст такой результат — кровью все умоются.

Шлейх задумался. Заказчик сам был неуверен в том, какие навыки потребуются для выполнения задания…

— Широкий, — принял он решение, — по специализации… позже определимся.

Хе неодобрительно покачал головой. Значит, у начальства на девчонку особые планы. Только учить стихийника дело непростое, и полного контроля они вряд ли добьются, потому как часть сознания все равно будет под властью стихии. Тут мужчина и не думал обманываться. Знал, что уничтожить стихии невозможно, можно лишь задавить, усыпить, и те в любой момент могли дать о себе знать.

Знало об этом и начальство. Не могло ни знать. И это значило, девчонку готовили на одноразовую миссию…

Хе не любил одноразовых учеников. Но если директор взял заказ, значит оплата достойная. Жаль только, что звезда, попавшая к ним в руки, сверкнет лишь раз.

Очнулась Оля у себя на кровати. В нос настойчиво раздражающе лезло что-то пушистое. Она отвернулась, потом громко чихнула. На груди подскочили. Недовольно фыркнули. Ткнулись холодным носом в щеку. Оля с благодарностью обняла Снежка, зарываясь пальцами в теплый мех. Прислушалась к себе — голова была пустой. Шевельнулась — тело отозвалось болью. Болело все. Каждая мышца. Ныли кости. Такое чувство — на ней живого места не осталось.

В памяти яркими вспышками, усиливая болезненные ощущения, всплыл бой с мастером. От дикого крика зазвенело в ушах, и Оля содрогнулась от страха. Когда она отражала атаки наставника, страшно не было, а теперь неприятный холод близости смерти пополз по спине.

Она бессильно прикрыла глаза. Кролик прижался к ладони, успокаивая, и мысль, какую цену ей придется заплатить за обучение, перестала быть столь ужасной. А еще появилось чувство, что свой первый тренировочный бой она все же выиграла.

— Брат, — простонала Оля, больше всего жалея сейчас об одиночестве, — ты знаешь, как страшно это — отказываться от огня. Но другого выхода нет. Здесь не любят стихийников, а маги совсем другие.

Собственный голос успокаивал, и если лежать с закрытыми глазами, казалось, что рядом, на стуле, сидит брат и внимательно слушает.

Впрочем, один слушатель у нее был — Снежок.

Он честно пытался делиться с ней своими воспоминаниями, но кролик помнил лишь запахи, звуки и собственные ощущения. Хорошо помнил тех, кто чаще всего с ним общался, например, дядю Кайлеса и запах кофе, который того сопровождал. От мамы Оли он помнил сладко-горький аромат духов. От брата — собственное недовольство на суету, галдеж и дерганье за уши. А вот лица помнил светлыми пятнами. И уж тем более, он не мог объяснить, почему семья решила спрятать Олю здесь.

Но девочка была рада и такому. Прошлое, пусть и крошечное, все равно было прошлым. А семья — семьей, даже если от нее в памяти остались лишь запахи.

На обед она не пошла. Сил не было сползти с кровати. В горле неприятно-остро царапалась жажда. Ее бросало то в жар, то в холод. Кажется, она бредила. Говорила с братом. Жаловалась ему.

В какой-то момент тяжесть с груди исчезла — Снежок куда-то направился.

Кролику было страшно так, что лапки подгибались от ужаса. Он стоял, вытянувшись вверх, и напряженно вглядывался в полумрак коридора, прислушиваясь изо всех сил. Двуногих было почти не слышно. Они находились на нижнем этаже, но кролика пугали не они.

Он опустился на четыре лапы, нюхнул воздух. Пахло опасностью, причем такой, от которой задняя лапа начинала дрожать и отбивать ритм тревоги. Идти туда, где пахло неживым, не хотелось. Хотелось остаться здесь, прижаться к полу, притворившись мертвым в надежде, что его не заметит страшный враг. Но хозяйке нужна была помощь. И он скакнул на первую ступень.

Зверя он нашел по запаху. Тот не пах собой. Пах странными вещами и теми, кто был рядом, и кролика вел к нему запах хозяйки, которая гладила его этим утром. А еще зверь мог быть бесшумным — он даже не дышал, только огромные когти клацали по полу, когда зверь передвигался.

Сейчас он сидел, застывши, около двери.

Снежок долго стоял на задних лапках, прислушиваясь и принюхиваясь, прежде чем решился выпрыгнуть из-за угла. Сердечко отчаянно билось в груди. Шерстка взмокла от страха.

«Тук!»

Задняя лапка дернулась, отбив от пола.

Зверь ожил. По шкуре прошла дрожь. Огромная башка опустилась, каменная маска треснула, желтые глаза неверяще округлились, и в них промелькнуло изумление. Край губ приподнялся, ехидно обнажая зубы, мол, еда сама себя доставила. Чудеса.

Снежок едва не лишился чувств от хлынувшей к нему дымчато-алой волны эмоций. Нет, зверю не нужна была еда, его поддерживала сила хозяина, однако он с удовольствием погонял бы гостя, потрепал бы пушистую шкурку, разодрал бы ее на клочки, ощутив во рту сладкий вкус горячей крови.

Кролик затрясся, сжавшись в комок. Уши прижались к щекам. Ужас туманил мозги. Инстинкты требовали либо бежать, либо притвориться мертвым. Животом он буквально сроднился с полом, мечтая обо одном — исчезнуть из поля зрения чудовища.

С трудом он смог вспомнить, почему он здесь, хотя отделаться от мысли, что острые зубы вот-вот сомкнуться на шее, не удалось.

«Хозяйка!»

Лапка сердито стукнула по полу, и оскал зверя стал в два раза ехиднее. Он еще и облизался так предвкушающе, что сердце бедного кролика застучало где-то в кончике хвоста.

«Болеет! Ей нужно помочь!»

Он не умел думать словами, зато умел передавать картинки, и навстречу кровожадному облаку эмоций рванули его собственные: беспокойство, любовь, обида. Кого-то за уши чесали, а теперь он помогать не хочет!

Лапка стучала уже не переставая.

Снежок был готов стать сожранным, только пусть этот… который… не живой и не мертвый… приведет помощь.

Зверь скалиться перестал. Задумался. Потом легко перешагнул через вжавшегося в пол кролика — хвост метелкой прошелся по белоснежной шкуре — и, цокая, величественно двинулся к лестнице.

Снежок чуть помедлил, потом, спохватившись, заскакал следом. Он больше не скрывался, не шарахался от каждой тени. А пережитый ужас запустил процесс, который хозяйка называла «потоком неконтролируемой болтовни». Кролик прыгал по ступенькам, каждый прыжок сопровождая эмоциональным образом. Начал он с хозяйки, потом перешел на себя, жалуясь, как ему не хватает прогулок, зеленой травы. Хотя булка была вкусной, но трава все же лучше. Зверь раздраженно дергал