Леди и медведь - Анна Григорьевна Владимирова Страница 17

казалось бы — любящая мамаша нанимает профессионала охранять свою дочку. Только почему-то не говорит, чего именно опасается. Ничего не рассказывает о сводном брате девушки, который очень расстроен прочерком в завещании отца. Почему? Потому что смотреть правде в глаза больно всегда. А ещё есть чувство вины перед дочкой. Но почему именно сейчас? Из-за того, что Вадика вот-вот выпрут из компании, и мама боится, что он выместит злость привычно на Алине? Дурость… Вадик — не маленький мальчик. Но Алину он из поля зрения действительно не выпускает.

Опрокинув в горло остатки крепкого чая, я сбросил с бедер полотенце и спустился с крыльца, намереваясь прошвырнуться по округе зверем. Прошел до калитки, посмотрел за ворота, подышал лесом…

— Богдан…

Я выругался матом и едва не вдарил калиткой Капелло по лбу.

— Какого ты подкрадываешься так? — процедил.

— Я извиниться пришел. Видел, что ты приехал…

— Проходи, — кивнул я на двор после небольшой воспитательной паузы.

— Ты обернуться хотел, а я помешал?

— Раздумывал. Но решил, что слишком устал.

— Как первый рабочий день?

— Я ещё не сказал, что ты прощен, — проворчал я, осознавая, что рад Капе.

Подхватив полотенце, я прошел в дом. Капелло застыл на пороге.

— Богдан, ну правда! Мне нужно время, чтобы понять, как ты изменился. Раньше всегда же шумно сидели, и тебе нравилось…

— Я изменился, да, — согласился я и направился в спальню. — Пиво в холодильнике.

— Ты будешь?

— Давай.

Когда я спустился одетый, Капелло уже соорудил бутеры, нарезал овощей и разлил пиво по бокалам.

— Я ещё не знаю, чего и что мне нужно, Капа, — посмотрел я на него. — Это как пять лет жрать все пресным без соли и перца, а потом дорваться до пива с копченой рыбой. Мне не нравится. У меня рецепторы атрофировались. Я хочу покоя. И никогда больше не возвращаться в колонию.

15

Капа помолчал.

— Сивый просил меня за тобой приглядывать, — сообщил вдруг сипло.

Меня это не удивило. Ни просьба Сивого, ни признание Капы. Я только вздохнул и опрокинул остатки пива в горло.

— Присматривай.

— Богдан, он не отстанет.

— Это его выбор.

— У тебя нет таких сил, чтобы ему противостоять.

— Ну и что он со мной сделает? Заставит на него работать? — Я презрительно усмехнулся. — Не выйдет.

— Найдет слабости. Надавит. Я поэтому и хотел тебя просить и дальше пинать меня ногами и таскать за шкерник показательно. Я твой единственный друг. Пусть думают, что бывший. Так безопаснее для нас обоих.

Я скрипнул зубами и раздраженно зарычал. Но Капа прав. Пока у меня нет заусенцев в виде привязанностей, Сивому не за что будет дергать. Так и правда безопаснее.

— Он ещё придет, будет договариваться, сулить выгоды, — продолжал тихо Капа. — Для него это дело чести. Ты — его правая рука, и не можешь отказаться. Никто не должен видеть, что ты смог отказаться.

Мы помолчали какое-то время, прежде чем он продолжил.

— И ещё он может пытаться тебя подставить. Ты вышел условно. Одно неверное движение, и тебя загребут обратно.

— Куда ни плюнь — задница, — подытожил я.

— Может, тебе уехать?

— Это будет расценено как побег.

— Ну какая кому разница, где ты будешь отрабатывать шанс?

— Я уже согласился на работу, принял обязанности в полной мере… так сказать…

Что-то шевельнулось в груди колючее и… непривычно горячее. Мне уже не хотелось оставлять эту бедовую курицу одну против всего мира. Кто его знает, что она натворит, а мне уже почему-то и не все равно.

— Нельзя отказаться?

— Я не хочу бегать от Сивого, — нахмурился я.

Нет, я — не слабоумно-отважный идиот, прекрасно понимаю, что силы наши не равны хотя бы потому, что за его плечами куча обученных им шавок. А я — один. Капа не в счет.

И мне здесь нравилось. Мне нравилась близость столицы, но, в то же время, возможность сбежать в лес. Взвыл от тоски — прошвырнулся по эпицентру жизни, и все успокоилось. Можно назад в глушь, в тишину. Хорошо… Может, это старость?

— Ладно, я пойду, — поднялся Капа. — А ты если что… не вздумай, короче, за меня впрягаться.

— Я если что просто пну тебя под зад, чтобы ты не учил меня жизни.

— Не даст он тебе жизни, — вздохнул друг и направился к калитке. — Спокойной ночи, Богдан.

— Пока, — мрачно прорычал я, провожая его взглядом.

Как же это все не нравилось. Может, и правда свалить пока в Москву? Сивый надорвется искать. Но это — тот же побег. А, может, поговорить с ним? Чёрт, никакая из этих идей не нравилась. Но придется что-то решать…

***

— Аль, почему ты решила от меня съехать? — прошептала мама позади, когда я выключила воду и потянулась за полотенцем.

Я вчера не объяснила ей ничего. Да я и сама ничего не поняла. Просто после разговора с Богданом меня накрыло какими-то эмоциями, и… я вдруг поняла, что хочу жить сама. Более того, меня это озарение так порадовало, что половину ночи я просидела на сайтах в поисках квартиры и еле заснула от предвкушения новой жизни.

— Мам, ну я же взрослая уже, — пожала я плечами. — Это нормально.

— У тебя кто-то появился, и ты не хочешь его мне показывать? — сложила она руки на груди, недобро сузив глаза.

И этот ее жест будто обозначил стену между нами, в которую мне в кои то веки не захотелось биться.

— А если и так?

Я обошла ее и направилась в кухню.

Мама как всегда приготовила завтрак… из того, что я не люблю. Я не переношу яйца, не люблю «российский» сыр, терпеть не могу овсянку и чай с молоком. А ещё я ненавижу одежду для взрослых женщин, в которую она меня вечно стремится одеть, критикуя джинсы с футболками и подсовывая визитки стилистов.

— Кто он? И почему не хочешь, чтобы я с ним виделась?

— Потому что мне иногда хочется иметь свою жизнь, а не жить твоей!

— Да что с тобой происходит? — прошептала