Его бывшая жена. Последний шанс - Ирина Шайлина Страница 28

Он ушёл молча, прощание вышло так себе. Ника не проснулась, и на этом спасибо. К вечеру наша еда все же закончилась, и мы заказали пиццу. Сидели на кровати, я, Ника, посередине коробка с пиццей, по телевизору очередной мультик.

– Ты грустишь, – сказала Ника.

– Это правда, – не стала лгать я. – Я боюсь перемен, крошка. Но пока мы с тобой рядом, я буду идти вперёд. Я сильная, малыш.

– Это хорошо, – кивнула малышка.

Я сбегала за пачкой сигарет, и ночью сидела на кухне, куря одну за одной. В открытое окно залетал ветер, терял снежинки, которые медленно таяли в тепле комнаты, собираясь лужицей на подоконнике и на полу под батареей.

Тимофей был прав, нам стоило лететь на самолёте. Но это чёртово упрямство, которое сложно переломить.

– Ты не будешь упрямой, – сказала я себе. – У тебя дочь, ты не можешь себе этого позволить. Ты будешь сильной, умной и смелой.

Пошла спать, ибо глупо сидеть в ночь, когда тебе весь день ехать. Умные женщины так не поступают. Слушала в темноте дыхание Ники, неосознанно начинала дышать в такт. Я буду скучать по тебе, моя чужая квартирка. Буду скучать по жизни, в которой ни от кого, кроме от себя не зависишь.

Ника выспалась и скакала козочкой. Я ей завидовала. Все, что происходило, она воспринимала, как приключение, в силу возраста. Ей её терпелось пуститься в путь, с трудом уговорила её съесть кусок пиццы. Заглянула ещё раз во все шкафы, вдруг забыла что-то важное. Мы вышли и я в последний раз закрыла за нами дверь.

– Скорее в путешествие! – позвала я, и Ника с топотом понеслась вниз по ступеням.

Дорога была долгой. Ника раз пять уснула. Просыпалась, прижималась носом к стеклу, ей было интересно все, что снаружи. Очки потели, она злилась, сердито протирала их платочком и снова утыкалась в окно.

За ним – снег. Иногда тёмные шапки лесов. Проезжали большую реку, Ника этого даже не поняла – все заснежено. Три раза останавливались перекусить. Пару раз размяли ноги в придорожных городках. Ника каталась на качели, а я курила стыдливо прячась за стволом берёзы.

Надо завязывать с сигаретами.

Знакомые места потянулись к вечеру, который по зимнему был ранним и тёмным. Я даже обиделась – выросла в этом городе, а подъезжая ничего и не увижу. Я не скучала по прежней жизни, но многое в ней невольно вызывало ностальгию.

– Здесь лагерь детский, – улыбнулась я. – Я здесь три года летом отдыхала. Значит до города не больше пары часов.

– Лагерь? – не поняла Ника.

– Это как санаторий для детей, куда мы ездили, только без мам.

– Без мам скучно, – скривилась Ника.

За окном стало совсем темно, и я была вынуждена дать Нике телефон. Телефона мы избегали всеми возможными способами, слишком большая нагрузка на глаза, но сейчас она устала и томилась бездельем. Она не ожидала, что наша долгая дорога будет настолько долгой.

На подъезде к городу Ника снова уснула. Я поставила машину на парковке у придорожного магазинчик, вышла и достала сигарету. Закурить получилось с третьей попытки – руки дрожат. Затянулась полной грудью, и как будто немного легче стало. Набрала номер бывшего мужа.

– Мы подъезжаем, – сказала я сухим голосом.

Я буквально проталкивала каждое слово через пересохшее горло.

– Знаю. За вами следует машина сопровождения. Бросала бы ты курить, Мира.

Глава 29. Тимофей

Маленькая красная машинка в кортеже сопровождения выглядела до странного нелепо. К той машине, что провожала их всю дорогу, прибавилось ещё три, и теперь они почётно вели малолитражку через город.

Я был в головной машине. Не считая звонка. с Мирой мы больше не перебросились и парой слов. Перед нами поднялся шлагбаум, из кабинки охраны вышел мужчина и проводил кортеж задумчивым взглядом.

Уже на парковке вышел из своей машины и пошёл на встречу у Мире.

– Здравствуй, – нейтрально поздоровался я.

– Здравствуй, – отозвалась она. – Ника спит.

Небольшой салон был почти полностью забит коробками и сумками. Сзади оставалось лишь место для детского кресла, и в нем спала девочка. В приглушенном свете подземной парковке она казалась чем-то неземным, совершенно не материальным. Белая, почти, как снег. Глаза закрыты. Так и хочется проверить, дышит ли она, и охватывает какой-то первобытный северный страх.

– Я отнесу её, – говорю я.

Я касался её только мельком – когда передавал подарки, и сейчас волнуюсь. Наклоняюсь над креслом и вдруг понимаю, что не знаю, как ребёнка отстегнуть, просто никогда не имел с эти дела. Ника отстраняет меня, пара лёгких движений и все. Малышка шевелится во сне, но не просыпается.

Беру её на руки. Вдруг посещает нелепая мысль – ребёнку надо придерживать голову. Наверняка, об этом стоило заботиться года четыре назад, но малышка спит и я держу её максимально бережно. Несу. Она кажется до странного лёгкой и тяжёлой одновременно. Я вижу её лицо так близко. Под белой кожей развилки венок. Веки трепещут во сне. Теперь я вижу каждую белоснежную ресничку. Губы – едва розовые. Волосы аккуратно заплетены в косички, но короткие волоски по линии роста упрямо лезут из причёски, падают на лоб и виски.

– Куда мы идём? – наконец спрашивает Мира.

– Ко мне, – отвечаю я.

– Куда… к тебе? – замирает, как вкопанная. – Ты же сказал, что все решишь!

Я её глазах страх. Она хочет сбежать, понимаю я. Прямо сейчас развернуться и бежать. Но то, что у меня в руках, гораздо сильнее любого магнита. Она смогла оставить родной город, меня в нем, бросила все пять лет назад и ушла. А малышку у меня на руках бросить не может. Я чувствую себя так, словно держу ребёнка в заложниках, а Мире наверняка кажется, что она в ловушке.

– Обсудим наверху, – отвечаю я.

Лифт поднимает нас наверх. Люди из охраны удаляются, открыв передо мной, несущим ребёнка, дверь.

– Её нужно положить? – спрашиваю я.

За эти дни я прочёл много статей в интернете о детях. О новорождённых, чтобы понять, что я пропустил. О таких вот будущих пятилетках, чтобы знать, что мне предстоит. Но я все равно катастрофически не готов.

– Да.

Иду в комнату, которую выделил для ребёнка. Опускаю малышку на кровать.