Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон Страница 41

class="p1">– Нет, не хороший, – отвечал Па. – Я не хороший человек. Я такой же, как все. Церковь не делает человека ни плохим, ни хорошим, и я никогда ничего такого не говорил. Но и ловкие трюки с пистолетами, быстрая лошадка и обходительные манеры тоже не делают человека ни плохим, ни хорошим. Не ставь Майка Кэссиди на пьедестал, сынок. И не следуй его примеру. Он приведет тебя прямиком в преисподнюю.

Бутч тяжело вздохнул:

– Я не верю в преисподнюю, Па. Думал, и ты тоже не веришь.

– Я в нее верю. Вот только это не то место, где мы оказываемся после смерти. Это место, которое мы создаем для себя прямо здесь. Прямо сейчас. – Макс Паркер постучал по тарелке ножом, подчеркивая свои слова. – Мы сами себе создаем преисподнюю. А когда делаем неправильный выбор, то тащим туда своих близких.

За столом на пару секунд воцарилась тишина, а потом малышка опрокинула стакан с молоком, а кто-то еще облился водой. Ма поднялась, принялась утешать, помогать, успокаивать, и о разговоре забыли. Все, кроме Бутча.

– Майк Кэссиди добр ко мне, – тихо сказал он. – Он меня кое-чему научил, а еще он готов взять меня с собой. Когда он уедет отсюда… я поеду с ним.

Если его кто-нибудь и услышал, то не подал вида. Но он сдержал слово. И уехал прежде, чем закончилось лето.

* * *

– Куда вы уехали? – зачарованно спросила Джейн.

– Я поехал в Теллурайд, в Колорадо. Прямиком на восток от нас. По большому счету, не слишком-то далеко от дома. Полтысячи километров или около того. Но с тем же успехом я мог бы ускакать на луну.

– В Теллурайд, – шепотом повторила Джейн.

– К черту на рога. Или и того дальше.

* * *

– Есть у тебя девчонка, Бутч Паркер? – спросил Майк Кэссиди. – Мормонские девушки уж очень хороши. Небось от порядочности.

– Нет. Все девчонки, которых я знавал дома, были мне родней.

Майк расхохотался, запрокинув голову и хлопая себя по пыльным штанам:

– Ну, в Теллурайде с этим проблем не будет. Ты оттуда уезжать не захочешь.

– Не знаю, как уж пойдет. Может, денек-другой и повеселимся… Но мне нужно найти работу.

– Работа всегда найдется, – отвечал Майк. – Тебе надо хорошенько нагуляться.

Женщина за барной стойкой когда-то, быть может, и была хороша собой, вот только те дни давно миновали, и вместо смазливого личика они видели тусклые, неживые глаза. Волосы у нее были ярко-рыжие, накрашенные губы кривились всякий раз, когда в баре делалось слишком шумно. Бутч решил, что не слишком шумно здесь попросту не бывает. Майк Кэссиди купил ему выпить – то была его самая первая в жизни выпивка, и он поскорее отхлебнул, ожидая, что это будет нектар, но распробовал лишь противное пойло.

– Ну и гадость, – выдавил он.

– На вкус не очень, но настроение поднимает.

Бутч откашлялся. В глазах стояли слезы.

– Быстро поднимает? – Он не был уверен, что готов долго ждать.

– Главное, выпей до дна.

Бутч выпил, грохнул стаканом о стойку и произнес слово, от которого у него самого заалели уши.

– Еще один – мальчишке, – велел хозяйке Майк Кэссиди.

– Я не мальчишка, Майк, – сказал он.

Так и было. Детство кончилось.

– После сегодняшней ночи ты уже не будешь мальчишкой, Бутч Паркер. И уж точно не будешь им завтра к вечеру. Завтра мы с тобой остановим поезд между Гранд-Джанкшен и Теллурайдом. Я уже все продумал. Все спланировал. Если сделаешь, что я скажу, то здорово разбогатеешь.

– Я не хочу.

На самом деле он хотел это сделать, хотел так сильно, что даже видел во сне, как сам все планирует и рассчитывает, и ему было стыдно.

– Ты никому не навредишь, – мягко сказал Майк, отхлебывая из своего стакана.

Бутч тоже отхлебнул. На этот раз пойло уже не показалось таким отвратительным.

– Как это – никому? Думаю, мы здорово навредим тем, кого ограбим.

– Кондуктору? Проводнику, охраннику при сейфе? Но это ведь не их деньги. В наши края едут денежные мешки, и местные, и иностранцы. Они скупают землю, скупают скот, но сами здесь не живут. Они контролируют крупные стада, и мелким фермерам с небольших ранчо за ними уже не угнаться. Богачи скупают у них все имущество… Или попросту выгоняют. С железными дорогами та же история. Есть три большие компании. Этими компаниями владеют три человека. И этим троим принадлежат все железные дороги. А когда ты владеешь железными дорогами, то контролируешь и спрос, и предложение. Так вот, когда мы будем грабить поезд – а мы ограбим его, Бутч Паркер, – помни, что пропажа денег, которые мы возьмем, никого не расстроит. Никого, даже самих богачей, владельцев железных дорог. Что такое доллар, когда у тебя миллион долларов? От нашего грабежа их жизнь ни капельки не изменится. Их дети не останутся голодными. Зато наши жизни здорово изменятся. А если ты решишь поделиться деньгами, чтобы тебе самому было легче, то изменятся и другие жизни. Считай, что это возможность поделиться богатством, которое иначе достанется одному-единственному богачу.

Бутч задумчиво кивнул:

– Кажется, я понимаю… Вот только не зови меня Бутчем Паркером.

– Но разве не так тебя называют в семье?

– Так. Именно так меня и называют.

Майк Кэссиди не был членом его семьи. Майк Кэссиди был из другого мира. Где-то в самой глубине души у Бутча пряталось странное чувство. Ему не хотелось, чтобы фамилию Паркеров запятнало все то, чем он собирался заняться. Он считал это своим долгом.

– Сжигаешь мосты? – спросил Майк.

– Вроде того.

О плачь же, плачь же…

– Можешь взять мою фамилию. Если хочешь. Бутч Кэссиди – неплохо звучит.

Майк Кэссиди улыбался ему чуть ли не с гордостью, и на миг Бутч забыл про боль и погрузился в это новое для себя чувство.

– Ага. Звучит неплохо.

* * *

– Сколько вам тогда было? – спросила Джейн, боясь, что он теперь замолчит.

– Когда я уехал из дома?

– Да.

– Восемнадцать.

– Вы потом вернулись?

Он затих, и она села на постели, испугавшись, что он уснул и оставил ее одну, в темноте, со всеми неотвеченными вопросами.

– Вернулся. Ненадолго. Но маму я с тех пор больше не видел.

Теперь замолчала она. Она не умела говорить о подобных вещах, а он никак ей не помогал. Возможно, он ждал, что она о чем-то спросит. В горле у нее теснились сотни вопросов. Но она просто молча ждала, едва осмеливаясь дышать.

– В ту ночь, когда я встретился с вами в Карнеги-холле, вы пели любимую песню моей матери. На бис. Когда Оливер