Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель Страница 33

Сердце ёкнуло — не от страха, а от азарта. «Игра началась». Я быстро собрался, отдав Марко несколько тихих распоряжений на случай… непредвиденного развития событий в палаццо. Визит к Брагадину требовал полной концентрации. Луи, к счастью, был занят своим новым «подопечным», Оттавио, и не отвлекал вопросами.

Дворец Брагадина, как и в прошлый раз, дышал холодным великолепием. Сам хозяин встретил меня с подчеркнутой любезностью. Мы прошли в его кабинет — настоящий музей древностей. И он… показал мне всё. Вернее, то, что хотел показать. Редкие монеты, фрагменты мозаик, свитки. И, конечно, ту самую «амфору» — красивую, но, на мой взгляд, специалиста из будущего, не столь уж уникальную. Он водил меня по залам, рассказывая истории приобретений с таким жаром, что было сложно заподозрить в нем главу шпионской сети. Или он гениальный актер?

Обед был изысканным, разговор — легким, вращавшимся вокруг антиквариата, политики (осторожно!) и светских сплетен. Брагадин искусно избегал любых тем, которые могли бы вывести разговор на мою истинную миссию. Я играл его игру: восхищался коллекцией, делился безобидными парижскими новостями, подливал шампанского. А внутри все нервы были натянуты, как струны. Что скрывают эти стены?

И вот, когда кофе был допит, Брагадин небрежно бросил: «Знаете, граф, через неделю у меня небольшой вечер в моей… личной резиденции за городом. Очень камерный, для избранных. Коллеги по… увлечению древностями. Был бы рад видеть и вас. Считайте это благодарностью за чудесное шампанское и приятную беседу.»

Личная резиденция. Слова прозвучали как колокол победы в моей голове. Там. Там могут быть документы, шифры, встречи Головы! Это шанс, о котором я и мечтать не смел! Луи с его талантом проникать куда угодно должен помочь. Марко составит безупречный план.

Я склонил голову, изобразив искреннюю признательность. «Синьор Брагадин, вы оказываете мне огромную честь. С большим удовольствием приму ваше приглашение. Благодарю!»

Обратный путь в гондоле пролетел незаметно. Я мысленно уже прорабатывал варианты проникновения, представлял, какие улики мы можем найти. Адреналин бил ключом. Мы близко. Очень близко.

К ужину я поспел. Вошел в столовую и… замер. Картина была сюрреалистичной. Луи сидел за столом, излучая довольство сытого кота. Он медленно потягивал вино, а на его лице играла довольная ухмылка. Рядом с ним, как по струнке, сидел Оттавио. Спина — прямая, локти — со стола, вилка и нож — в правильных руках. Он ел аккуратно, молча, лишь изредка бросая на Луи быстрые, почти испуганные взгляды. «Бесподобно. Что Луи с ним делал весь день?»

Катарины не было. Мои опасения снова сжали сердце. Я сел рядом с Луи, кивнув ему с немым вопросом. Он лишь подмигнул в ответ, явно довольный собой.

Едва мы начали есть суп, дверь тихо открылась. Вошла Катарина. Она была бледна, как полотно, губы плотно сжаты, но держалась с потрясающим достоинством. Она прошла и села… рядом со мной. Прямо напротив Оттавио. Моя гордость за нее боролась с тревогой. Она не смотрела ни на кого, уставившись в свою тарелку.

Оттавио, до этого момента покорный, словно сломанный, вдруг замер. Его глаза, расширившись, уставились на Катарину. Он забыл про суп, про Луи, про все на свете. На его лице мелькнуло сначала недоумение, затем… знакомое мне по борделям циничное любопытство, смешанное с наглостью. Адреналин ударил мне в виски. «Нет. Только не это».

И он не выдержал. Когда слуги унесли супницы, Оттавио громко фыркнул и обратился ко мне, его голос снова зазвучал той самой, ненавистной, снисходительной ноткой:

«Граф, я смотрю, вы время даром не теряете, — он кивнул в сторону Катарины, — девку себе для коротания ночей заказали. Она хороша, согласен. Остроумно, держать под боком, не надо далеко ходить.»

Тишина в столовой стала гулкой. Катарина вжалась в стул, лицо ее пылало алым румянцем стыда и ужаса. Я вскочил так резко, что стул грохнулся на пол. Ярость, белая и ослепляющая, затопила меня. Но я даже не успел сделать шаг.

Луи двигался, как выпущенная пружина. Он не вскочил — он взорвался с места. Одним молниеносным движением он схватил Оттавио за шиворот его дорогого камзола и, не обращая внимания на его визг и попытки вырваться, буквально выдернул его из-за стола и потащил к двери.

«Прошу прощения, Лео, Катарина, — бросил Луи через плечо голосом, режущим как лед. — Ужин продолжите без нас. Нам нужно… поговорить наедине.»

Дверь захлопнулась за ними. Я услышал сдавленное ругательство Оттавио и тяжелые шаги Луи. Катарина сидела, опустив голову, ее плечи мелко дрожали. Я поднял стул, сел рядом с ней, положил руку поверх ее сжатых в кулак ладоней. Они были ледяные.

«Прости, Катарина… — прошептал я. — Я… я не думал, что он осмелится…»

«Не вы… виноваты, синьор граф, — еле слышно выдохнула она. — Я… я не смогла… сидеть там одна…»

«Ты молодец, что спустилась, — сказал я искренне. — Очень смело. Но мне нужно было убедиться». Я встал. «Я вернусь. Продолжай ужин.»

Я вышел в коридор. Пусто. Один из слуг, стоявший у дальней двери, молча указал пальцем в сторону лестницы на второй этаж — в комнаты Оттавио. Я пошел быстрее.

Дверь в комнату Оттавио была приоткрыта. Я распахнул ее и замер на пороге.

Луи стоял над Оттавио, который сидел на полу, прислонившись к кровати. Лицо юноши пылало от двух отчетливых красных отпечатков ладоней. Луи, дыша тяжело, но без признаков усталости, только что опустил руку.

«Что? Что случилось?!» — взревел Оттавио, прижимаясь к кровати, его глаза метались между мной и Луи, полные ярости и недоумения. — «Она же проститутка! Я лишь констатирую факт!»

Этот цинизм, эта абсолютная, животная неспособность понять зло своих слов и поступков… Моя ярость, которую я едва сдерживал, прорвала плотину. Я шагнул вперед, опередив Луи, который уже занес руку для очередной оплеухи.

Мой кулак со всей силой врезался ему в нос.

Хруст. Крик. Кровь хлынула из ноздрей Оттавио. Он схватился за лицо, завывая от боли и шока.

«Она ребенок!» — прошипел я, нависая над ним, мой кулак все еще сжат. — «Ей шестнадцать лет, ты мерзавец! Ты не просто купил ее — ты изнасиловал ребенка!»

Луи стоял рядом, его грудь вздымалась, в глазах горело то же холодное пламя мести. Он готов был продолжить.

Оттавио, сжимая окровавленный нос, смотрел на нас сквозь слезы боли и непонимания. Как на сумасшедших. Как на существ с другой планеты, говорящих на непонятном языке. Для него Катарина была вещью. Точка.

«Я… я уезжаю! — захлюпал он. — Сейчас же! К маменьке! Вы оба сумасшедшие!»