Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон Страница 26

поднимавшийся вверх по телу и замораживавший все мысли. Ей хотелось одного – убраться от него как можно дальше. Пока она приводила в порядок одежду и волосы, он болтал о том, как красив нынче лес и как он вечером собирается сыграть в крикет, бросал в рот ягоды черники и кусочки сыра, к которым она так и не притронулась.

Он отвез ее обратно в Консерваторию, и вскоре любимое детище Оливера действительно получило крупное пожертвование. Оливер был очень доволен, особенно потому, что молодой лорд одумался и не стал ухаживать за Джейн.

– Нам не нужно, чтобы он в тебя влюбился. Брак помешает твоей карьере. Но это пожертвование досталось Консерватории малой кровью. Уверен, что и ты, дорогая, приятно провела время.

Она не сказала Оливеру, что случилось на самом деле, а он не подал виду, что догадался. Быть может, он, как и Джейн, надеялся, что этим все кончится. Ведь лорд Эшли сказал, что они не пара.

Но этим не кончилось. Тот день стал первым в череде множества томительных дней. И вечеров. И лет. И она терпела.

Но Оливер умер, и теперь все контролировал сам лорд Эшли. Ей не к кому было обратиться за помощью. Никто не мог ее защитить – правда, и Оливер в этом не слишком преуспевал. Лорд Эшли принялся намекать, что заберет «своего сына», хотя она была уверена, что эти разговоры нужны, лишь чтобы ее запугать.

Он так и не женился, хотя ухаживал за несколькими девицами. Когда через девять месяцев после смерти Оливера умерла его мать, что-то в ее завещании его страшно разъярило. Он явился к дому Джейн, пьяный, и стал требовать, чтобы они поженились. Она вызвала полицию, но служители закона лишь препроводили лорда в его дворец. Следующим вечером, когда Огастес уснул, он вернулся и принялся шепотом ей угрожать. Когда он ушел, она истекала кровью.

В глазах у нее стояли слезы, но она не позволяла себе расплакаться. Ей нужны были все ее слезы. Все силы. И вся накопленная ею ярость. Она собиралась покинуть Париж, с телохранителем или без него, и да поможет ей Бог.

8

Ты меня знаешь?

Даже не думай. Я сам

Не знаю себя.

Ему не нужно было ничего решать, и все же он сидел в темноте, притворяясь, что еще не принял решение. Обдумывая, тревожась, словно не знал точно, что послезавтра окажется там, куда позвала его Святая Джейн, что поднимется по трапу на борт «Адриатики».

Он вовсе не так планировал поступить. Правда, до встречи с Джейн весь его «план» сводился к тому, что он день за днем бродил по Парижу и набирался решимости изменить лицо. Каково это будет – поколесить немного по Штатам, а потом поехать домой, повидать отца, положить цветы на могилу матери?

Энн Гиллис Паркер тихо ушла первого мая 1905 года, не попрощавшись, никого не предупредив. О ее смерти ему сказал Ван: ликуя, что сумел наконец выследить Бутча, он с рыданиями кинулся ему на грудь и сообщил страшную новость. Это был тщательно рассчитанный ход. У Бутча не хватило духу его отослать.

С тех пор Бутч стал другим. Последние пару лет он почти все время думал о матери, о долине, в которой ее похоронили. Ему нужно было еще раз съездить домой.

Стать телохранителем мадам Туссейнт – неплохое прикрытие. Вряд ли кто-то додумается присмотреться к нему, если рядом будет женщина с внешностью Джейн и мальчонка с лицом Гаса. Ему предложили работу и билет в каюту первого класса, и он решил принять предложение.

Джейн знала, кто он такой. Как ни странно, от этого ему стало легче. Он почувствовал себя свободным. Он мог со спокойной совестью согласиться на эту работу. А если его прошлое все же навлечет на них с Гасом неприятности – что ж, она понимала, на что шла.

Он всегда говорил себе, что плохие поступки не делают человека плохим. И все же в реальном мире именно плохие поступки оставались единственной мерой, которая имеет значение. А еще он считал, что хороший поступок не делает человека хорошим. Но если кто-то совершил что-то хорошее, разве важно, кто именно это сделал?

У его родителей была вера – в Библию, в то, что им говорили в церкви, в обещанные им просторы и в американскую мечту.

Он в жизни не встречал других двоих людей, которые бы так много работали и так мало имели. Тринадцать детей, жаркие лета, морозные зимы, еда, которой никогда не бывало вдоволь. Он так и не понял, почему мечта, которую лелеяли его родители, не стала мечтой и для него. Может, потому, что они проделали огромный путь. Переправились на корабле из Европы в Америку, преодолели еще почти пять тысяч километров по суше и добрались до самого Большого Соленого озера. Они отправились в путь еще совсем молодыми, но когда поженились и осели в своей долине, то уже никуда больше не хотели переезжать.

С ним все было иначе.

Ему хотелось двигаться, не останавливаясь, нигде не задерживаясь надолго. Просто идти вперед и смотреть, что ему предложит жизнь. Он не был жадным. Или злым. Не имел привычек, которые могли бы вывести его на кривую дорожку. Не слишком много пил и не путался с чужими женщинами. Был честен – ему казалось, что он честнее, чем большинство людей, – и часто, хотя и поневоле, оказывался в ответе за остальных. Он всю жизнь играл эту роль. Он ведь был старшим братом двенадцати ребятишек. Он пытался отучить себя от стремления за всеми приглядывать, но почувствовал себя так, словно попробовал сбросить кожу, переменить цвет глаз, усвоить другую походку. От некоторых вещей отучиться нельзя.

«Я знаю, кто вы такой», – сказала она.

Он не стал соглашаться с ее словами или открещиваться от них. Не стал извиняться, заверять, ничего не рассказал о себе. Но она, кажется, чувствовала, в чем его слабость. Потом он предположил, что она по прибытии в Штаты сдаст его властям и получит вознаграждение. Мысль неплохая. Он секунд пять покрутил ее в голове, а потом пожал плечами. Что бы ни скрывала от него Джейн Туссейнт, а скрывала она немало, она явно не собиралась передавать полицейским беглого преступника.

Глупый американец, сказала о нем жена доктора. Глупый американец. Он и был самым глупым в мире глупцом, потому что собирался сесть на корабль и вернуться