Я так не хотела. Они доверились кому-то одному, но об этом узнал весь интернет. Истории борьбы с шеймингом и преследованием - Кэрри Голдберг Страница 30

В Selfhelp я сидела у смертного одра клиентов, которые не нашли духовного или терапевтического облегчения. Они умерли с разбитым сердцем, проведя всю свою жизнь в скорби обо всем, что было у них отнято. Воспоминания о человеческих страданиях и злость, которую я накопила в течение этих лет, являются основой всего, что я делаю сегодня для своих клиентов.

Люди, с которыми я работала в Selfhelp, были либо пережившими Холокост, либо жертвами нацизма. Разница заключается в том, что выжившие были в концентрационных лагерях или скрывались во время войны, а жертвы бежали из Европы до войны. Моя работа состояла в том, чтобы посещать на дому клиентов, большинство из которых жили в Вашингтон-Хайтс, Инвуде и Ривердейле. Я работала с 50 клиентами и посещала в среднем трех из них каждый день. Я проходила километры на своих десятисантиметровых каблуках вверх и вниз по улицам самых холмистых районов Нью-Йорка. Не помню, почему я начала носить каблуки, но это стало моей фирменной чертой. И черт возьми, мне доставалось от моих подопечных, если я надевала туфли на плоской подошве. Многие из моих клиентов не выходили из дома. Их связью с внешним миром были дневные ток-шоу, доставка продуктов и я. Я считала своим долгом одеваться так, чтобы производить впечатление.

Я была самой молодой сотрудницей Selfhelp. Большинство моих коллег были среднего возраста; моим клиентам было около семидесяти-восьмидесяти. Их супруги и друзья или уже умерли, или умирали. Их тела отказывали служить им. Для людей, переживших Холокост, особенно тех, кто побывал в лагерях, старение — это совсем не то же самое, что для всего населения. В лагере физическое здоровье означало выживание. Осознание того, что их тела постепенно теряют силу, было предательством для многих моих клиентов и сопровождалось ощущением надвигающейся гибели. Когда выжившие начинали терять память, многие представляли, что они снова в лагерях, и начинали разговаривать только на своем родном языке, живя в постоянном ужасе.

У одной клиентки в шкафу висела ее потрепанная форма из концлагеря. Она призналась мне, что иногда ложится в ней спать. Другая, г-жа У., эмигрировавшая в 1930-е годы из Германии, представляла себе, как ее отец возвращается с Первой мировой войны. По неизвестным причинам она каждый день вставала с постели и передвигала всю мебель, чтобы построить баррикаду у двери своей спальни. В конце концов помощники по дому опустошили ящики комода г-жи У., так что ей стало достаточно легко двигать его, не причиняя себе вреда. Г-жа У. была слепа и забывала меня после каждого визита. Когда я заходила проведать ее, то разговаривала с помощником по дому, а потом садилась и держала ее за руку. У нее не было семьи. Когда она умерла, меня вызвали опознать ее тело. Владелец кладбища и я были единственными людьми на ее похоронах. Г-же У. было 109 лет.

Иногда единственное, чего хотели мои клиенты, когда я навещала их, — чтобы я послушала их истории. В других случаях я сопровождала их на прием к врачам, в банк или к адвокатам. Я помогала им найти сиделок и уборщиц. Навещала их в больнице, если они заболевали. Помогала им оформить медицинские льготы и вела переговоры с их страховыми компаниями, если покрытие не распространялось на процедуру или лекарства. Я делала все, что нужно было делать.

Одна очень религиозная женщина, вся семья которой жила в Израиле, попросила меня выщипать ей волосы на подбородке. Другая женщина хотела, чтобы я сняла швы, которые врачи наложили ей на голову после того, как она поранилась при падении. Если я их сниму, настаивала она, то избавлю ее от необходимости повторного визита к врачу. Я принимала приглашения клиентов на Пасху и ходила с ними по субботам в Музей современного искусства. Признаюсь, я ничего не знала о сохранении профессиональных границ. Я стала предпочитать компанию своих клиентов общению со сверстниками. Покупала своим клиентам подарки на день рождения и знакомила их с маленькими радостями жизни, такими как массаж и эта сумасшедшая новинка, интернет. Я нашла в интернете переводческую программу, которая помогла мне читать официальные письма, полученные моими клиентами из Германии и Австрии.

Мои клиенты делились со мной частицами своей жизни — часто самыми печальными были те, что оставались с ними навсегда. Г-жа С., которая пережила Холокост в Шанхае, рассказала мне, что ее муж заставлял ее делать аборт каждый раз, когда она беременела, потому что хотел подождать, пока у них не появятся деньги на содержание ребенка. Она умерла через много лет после него, бездетная. Г-н Х., которого я обожала, жил в том же доме, что и д-р Рут[14]. Мы с ним подолгу гуляли по парку Форт-Трайон, любуясь цветами. Г-н Х. рассказал мне, что пережил войну, выйдя в море на своей лодке, но потерпел кораблекрушение у берегов Италии. Ни одна страна не может предъявить к нему претензии. Это была мучительная история, которая в конечном итоге легла в основу книги. Г-н Х. обожал рекламные ролики. Его квартира, будто какой-нибудь склад, была забита хламом: пластмассовые куколки, тренажеры и сувенирные тарелки. Он умер в одиночестве.

Всегда что-то происходило: мне звонили и сообщали, что помощница по дому не пришла; что помощница по дому ворует нижнее белье; что дочь клиента в городе и хочет встретиться со мной. Мне звонили и сообщали, что кто-то выпал из инвалидной коляски, перенес инсульт, заболел раком, не может встать с постели, умер в постели.

Одно из самых болезненных воспоминаний того времени связано с тем, что случилось с г-жой П. Она была бездетной вдовой. Выжила в лагерях и была крайне замкнутой. В отличие от большинства других моих клиентов, Миссис П. даже не пыталась скрыть свой гнев. Она жила в довоенном здании рядом с нашим офисом и почти каждый день выходила из дома. Я никогда не знала, куда она ушла. Она могла быть в синагоге или у могилы мужа. Мы с г-жой П. общались в основном по телефону. Как бы она ни была скрытна, она все же позволила мне принести ей пакеты с едой на Йом-Кипур и Рош-Ха-Шана[15]. И она обычно приходила к нам в кофейню раз в месяц по субботам. Мы подавали печенье и кофе и приглашали самых крутых исполнителей, включая парня, который носил карикатурные гигантские пластиковые руки и устраивал классическую дискотеку «Y. M. C. A.» (Американская Ассоциация молодых христиан). Я восприняла готовность