Власть и прогресс - Саймон Джонсон Страница 24

Повестка, сформированная таким образом, исключала из рассмотрения более реалистичные решения – например, сохранить банки как учреждения, предоставив им финансовую поддержку, однако не позволять менеджменту и держателям акций извлечь из этого выгоду. Исключалась и возможность увольнения или уголовного преследования банкиров, которые нарушали закон, например обманывали клиентов и тем внесли свой вклад в обвал рынка. Игнорировала эта повестка и естественные действия по поддержке владельцев недвижимости, пострадавших от того, что их активы обесценились, – в силу преобладающего взгляда, что их банкротство не несет системных рисков и что банкам невыгодно, чтобы заемщики снижали платежи за ипотеку.

Исключена была даже возможность временно приостановить выплаты щедрых премий трейдерам и топ-менеджерам тех самых организаций, которые спровоцировали кризис и теперь получали помощь от государства. Так, осенью 2008 года страховую компанию AIG спасло государственное финансовое вливание размером в 180 миллиардов долларов; однако почти полмиллиарда долларов ей позволили выплатить в качестве премий, в том числе и тем людям, которые довели компанию до края гибели. Посреди кризиса, самого тяжелого со времен Великой депрессии 1930-х годов, девять финансовых фирм – получатели самых крупных государственных подачек – выплатили пяти тысячам своих служащих премии размером более 1 млн долларов на человека, по их заявлениям, для того, чтобы «не потерять талантливых сотрудников».

Широкие социальные связи банкиров с Уолл-стрит помогли им протолкнуть свою повестку, дав возможность повлиять на множество людей. Сыграла свою роль и «карусель» между финансовым сектором и государственным бюрократическим аппаратом. Когда о том, чтобы взглянуть на дело определенным образом, просят вас друзья и бывшие коллеги – скорее всего, вы к ним прислушаетесь.

Разумеется, определение повестки тесно сплетено с идеями. Если у вас есть привлекательная идея, вам с большей вероятностью удастся определять повестку, а чем успешнее вы определяете повестку, тем мощнее и привлекательнее звучат ваши идеи. Восхваление крупного капитала обрело такую силу именно потому, что банкиры – и те, кто был с ними согласен, – получили возможность формулировать нарратив, задавать вопросы и интерпретировать факты.

Идеи и интересы

Махинации на Уолл-стрит накануне и в ходе финансового кризиса 2007–2008 годов могут создать впечатление, что возможность определять повестку важна, поскольку позволяет отдельным людям или группам лиц в любых обстоятельствах спасать свою шкуру и извлекать выгоду из любой ситуации. Бесспорно, идеи регулярно используются для поддержки экономических или политических интересов тех, кто их пропагандирует. Но влияние повестки выходит далеко за пределы чьих-то эгоистических выгод. В сущности, напрямую это не работает: если вы начнете призывать людей к чему-то откровенно вам выгодному, они поймут, что вы просто хотите их использовать, и отвергнут ваше предложение. Для того чтобы идея имела успех, необходимо артикулировать более широкий взгляд на вещи, выходящий за пределы ваших интересов, – или хотя бы сделать вид, что в первую очередь вас волнует не личное, а общественное благо.

Есть и другая причина, по которой влиятельные идеи обычно не бывают откровенно эгоистичными. Вы будете намного лучше защищать свою идею, если сами страстно в нее поверите; а это более вероятно, если вы сумеете себя убедить, что не дурите людей, а действуете во имя прогресса. Успех идей Уолл-стрит особенно ярко проявился в том, что их горячими сторонниками стали чиновники, политики, журналисты – люди, чья непосредственная материальная заинтересованность была гораздо меньше, чем у банкиров.

Однако эта динамика предполагает, что идеи могут и расходиться с интересами. Вы выдвигаете набор идей, в которые верите, – и дальше уже они начинают определять, как вы смотрите на факты и как оцениваете различные возможности. Может случиться так, что идеи начнут руководить вами уже независимо от ваших интересов. Страстно пропагандируемые взгляды порой становятся настолько влиятельны и заразительны, что как будто начинают жить собственной жизнью.

Не экономические интересы Фердинанда де Лессепса заставили его проталкивать определенную конструкцию Панамского канала – канала на уровне моря, требующего огромного объема труда и суровых условий для рабочих. И его почти магическая вера в «гениев», готовых прийти на помощь и найти решение для любой технической проблемы, не имела ничего общего с эгоистическими расчетами. Лессепс был искренне убежден, что именно так следует использовать доступные научные знания и технологии на общее благо, – и сумел убедить в этом других, поскольку в прошлом добился огромного успеха и теперь многие во Франции к нему прислушивались.

Схожим образом во время мирового финансового кризиса победили не просто интересы руководителей крупных банков, хотя и они внакладе не остались. Победило видение, в которое сами эти видные банкиры верили целиком и полностью (разве оно не принесло им сказочное богатство?). Как заявил в 2009 году глава инвестиционного банка Goldman-Sachs Ллойд Бланкфейн, он и его коллеги следуют «Божьему промыслу». Именно это сочетание прошлых успехов и нарратива о великом труде на общее благо заворожило и журналистов, и политиков, и широкую публику. Всякого, кто сомневался в таком подходе, встречали праведным негодованием.

Итак, мы объяснили, как распространяются и завоевывают успех идеи; показали и роль определения повестки, от которого зависит, как пойдут дебаты и кто будет играть в них ведущую роль.

Кто же эти люди? Мы уже знаем ответ: те, кто занимает высокое положение в обществе. Кто обладает общественной властью, тот и имеет больше возможностей определять повестку – таким образом, перед нами замкнутый круг, который легко становится порочным: чем больше у вас власти, чем выше ваш статус, тем проще вам определять повестку – а определяя повестку, вы повышаете свой статус и получаете еще больше власти.

Однако чрезвычайно важны и правила игры: они могут расширить или ограничить неравенство в силе убеждения.

Когда мешают правила игры

Последствия Гражданской войны в США иллюстрируют центральную роль возможности определять повестку, прямо связанной с тем, представители каких групп допускаются к дискуссии. Множество аболиционистов на Севере не сомневались, что война преобразит экономическую, социальную и политическую жизнь Юга к лучшему. Накануне войны один из ведущих аболиционистов Сэмюэль Гридли Хау высказался так:

«Мы вступили в борьбу, которую нельзя заканчивать, пока власть рабства не будет полностью сломлена и освобождение рабов не станет реальностью».

«Декларация об эмансипации», принятая в канун нового 1863 года, открыла новую страницу в истории Америки. Вскоре, в конце 1865 года, за ней последовала Тринадцатая поправка к Конституции США, отменяющая рабство. Четырнадцатая поправка, ратифицированная в 1868 году, даровала всем ранее порабощенным людям гражданство и равную защиту закона. Ясно было, что таких перемен нельзя добиться