Власть и прогресс - Саймон Джонсон Страница 22

своих идей? Разумно будет заметить, что какая-то часть этого процесса всегда случайна. Безусловно, важны таланты и способности – но также верно, что именно общество и его правила оказывают серьезнейшее влияние на то, кому достанется высокий социальный статус, у кого обнаружится харизма, кто сможет развить свои способности и таланты.

Во многих обществах меньшинства, женщины, те, кто не обладает экономической и политической властью, не только лишены возможности доносить свои идеи до всех – им не позволяют даже выработать какие-либо собственные идеи. Крайний, но красноречивый пример: в Британской Вест-Индии в эпоху плантационной экономики запрещалось учить рабов читать. На протяжении большей части истории женщинам давали образование в намного более ограниченном объеме, чем мужчинам, и ведущие позиции в науке или в бизнесе были для женщин по большей части закрыты.

Даже харизма зависит от институтов и социальных условий. Это не просто врожденное свойство – оно зависит от уверенности в себе и от социальных связей. Например, возвращаясь к власти крупных банков: их сила убеждения основывалась не только на идеях и нарративах. Топ-менеджмент и члены советов директоров крупных банков принадлежали к социальным кругам, члены которых обладали огромной экономической властью, и готовы были подхватывать и пропагандировать их идеи. Мысль «чем больше денег в одном месте, тем лучше» повторяли и законодатели, и экономисты, готовые подкрепить ее своими теориями и представить доказательства.

Ни творческие способности, ни харизма, ни усердие еще не гарантируют, что какой-нибудь ученый или предприниматель сумеет выдвинуть идею, которая изменит мир. Какие идеи покажутся нам привлекательными, и не сочтем ли мы их беспочвенными фантазиями, которые безопаснее оставить в стороне, – определяется существующими взглядами и мировоззрением влиятельных людей и организаций. Если вам удалось найти удачную идею, удачно ее сформулировать и высказать в удачное время – считайте, что вам крупно повезло.

Нечестная конкуренция

Размышляя о том, как пробивают себе путь различные идеи, социологи иногда используют метафору рынка. В этой аналогии что-то есть: идеи в самом деле конкурируют друг с другом за внимание и принятие, и те из них, что ближе к истине, обладают естественным преимуществом. В наши дни почти никто не верит, что Солнце вращается вокруг Земли, хотя когда-то эта идея казалась неоспоримой, а в христианстве и в исламе более тысячи лет составляла часть вероучения.

Гелиоцентрический взгляд на мир, помещающий в центр Солнечной системы Солнце, впервые был высказан еще в III веке до н. э., однако затем вытеснен геоцентрическими теориями Аристотеля и Птолемея. Аристотель в Европе до начала Нового времени считался величайшим авторитетом по всем научным вопросам, а труды Птолемея усовершенствовали его теорию и придали ей практическую ценность, например для составления астрономических карт.

Более верные идеи могут со временем пробить себе дорогу, особенно если подкреплены строгой научной методологией. Очень помогает и способность делать предсказания, которые можно проверить. Но порой это занимает немало времени. Около 1000 года н. э. систему Птолемея начали критиковать мусульманские ученые, однако они не отказались от мысли, что Земля находится в центре мира. Гелиоцентризм в его современной форме начал развивать в начале XVI века Николай Коперник; в начале XVII века его значительно продвинул вперед Иоганн Кеплер и вскоре после этого Галилео Галилей. Но потребовалось несколько десятилетий, чтобы эти идеи и выводы из них распространились хотя бы в научных кругах Европы. «Принципы» Ньютона, построенные на расширенном применении идей Кеплера и Галилея, были опубликованы в 1687 году. И только в 1822 году католическая церковь наконец согласилась признать, что Земля вращается вокруг Солнца.

И все же «рынок идей» – несовершенная метафора для темы нашей книги: выбора в сфере технологий. Для многих слово «рынок» означает нечто вроде спортивного поля, на котором различные идеи состязаются друг с другом, полагаясь лишь на свои достоинства. Чаще всего это не так.

Как подчеркивает эволюционный биолог Ричард Докинз, дурные, но прилипчивые идеи иногда добиваются сказочного успеха: вспомним конспирологические теории или повальные увлечения разными «чудодейственными средствами». Кроме того, и на идеи воздействует принцип «богатый становится еще богаче»: как мы уже упоминали, чем чаще идею повторяют, чем громче она звучит из разных источников, тем более кажется разумной и убедительной.

Еще больше проблем для метафоры «рынка идей» создает то, что валидность идеи в глазах общества зависит от уже существующего в нем распределения власти. Люди, обладающие властью, используют для пропаганды своих идей не только личное обаяние и социальные связи. Многое зависит от того, подхватывают ли их голос существующие организации и институты, хватает ли им могущества, чтобы просто отметать возражения. У вас могут быть идеи о том, как лучше развивать ту или иную технологию, или обоснованные опасения насчет ее непредвиденных последствий. Но если у вас нет социальных возможностей донести свое мнение до других и социального статуса, необходимого, чтобы вас услышали, – ваша идея далеко не продвинется. И здесь мы переходим ко второму измерению силы убеждения – способности определять повестку дня.

Определение повестки дня

Те, кто задает вопросы, расставляет приоритеты, определяет, какие решения допустимы, а какие нет, обладают огромным влиянием на публичную дискуссию и способностью убеждать других. Человечество обладает впечатляющей способностью пользоваться коллективным знанием – именно это делает технологии столь важными для общества. Но и наш мозг, и наша способность размышлять имеют ограничения. Мы мыслим довольно грубыми категориями и порой делаем ложные обобщения. Принимая решения, зачастую полагаемся на простые эвристические правила или попросту на «метод научного тыка». У нас мириады предрассудков – в том числе «тоннельное зрение» (склонность выбирать из массы свидетельств те, что подтверждают уже имеющиеся у нас мнения) или убеждение, что редкие события могут происходить чаще, чем это случается на самом деле.

Особенно важно для нашей темы то, что, когда речь заходит о сложном выборе, мы склонны выбирать всего из нескольких вариантов. Это естественно: невозможно рассмотреть все теоретически допустимые решения и с равным вниманием прислушаться ко всем чужим мнениям. И без того наш мозг потребляет 20 % энергии организма; сделаться в процессе эволюции еще более мощным и точным орудием ему, наверное, было бы сложно. Даже если нам предстоит выбрать, какие крекеры с сыром взять на ужин, равное внимание ко всем возможностям потребовало бы от нас рассмотреть более миллиона вариантов (более 1 000 × 1 000, поскольку существует более 1 000 разновидностей крекеров и столько же сортов сыра). Как правило, исследовать столько возможностей нам просто не требуется: у нашего мозга есть способы «срезать путь», отлаженные эвристические процедуры, позволяющие быстро принимать вполне разумные решения.

Один из самых мощных эвристических механизмов – обучение. Мы наблюдаем за другими и