Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова Страница 3

все подруги чуть что – к ней консультироваться. Да что там подруги! Откуда-то брались какие-то знакомые знакомых, просили денег на то, другое – Настя не отказывала. Муж не знал, у них бюджет был раздельный. «Ты девочка большая». Правда, девочкой называл редко, чаще Бабой-ягой. Нет, не за горбатый нос или кривые зубы – по этим пунктам у Насти все было идеально, все-таки художник-портретист в жены абы кого не взял бы. Волосы длинные, темно-русые, в сумерках загадочно отливали каштановым оттенком. А сказочный псевдоним муж прицепил ей за то, что увидел дома в углу паутину и говорит: «У тебя дома, как в избе у Бабы-яги, все паутиной заросло». А то, что у него в мастерской бардак, это ничего – творческий беспорядок, понятно, для вдохновения.

«Ладно уже, кто старое помянет…»

Саша был одинокой душой, как и она. Про возраст Настя не спрашивала, одну фотографию он прислал – в темных очках с бородкой, моложе ее точно. А голос был странный – низкий, хриплый, как будто не по возрасту. Нет, Насте все нравилось, просто голос и правда был какой-то «неоправданный». Саша, похоже, ужасно любил кино, особенно советское. То тут цитатка, то там. Настя была болтушкой. Хотя нет, это с Сашей она была болтушкой. А как ей нравилось, что он запоминал ее фразы и потом иногда писал ими же! Их совместный мир расширялся, крепчал, заполнялся разговорами, замешанными на предвкушении встречи, которой все не было и не было. Всего раз Саша спросил у Насти, а что ей нужно. Настя, словно застегнутая до последней пуговички, ответила, что только общение – думала, что Саша играется.

За шесть лет Саша сменил три десятка аккаунтов. Первые несколько раз Настя теряла самообладание, мучилась, обещала себе больше не искать, не ждать. Но, так или иначе, среди очереди незнакомцев на добавление в друзья в соцсети снова появлялся Он. Приходилось добавлять в друзья. «Это ты?»

Насте казалось, что всякий раз все начиналось сначала, но все-таки кое-что оставалось неизменным – умение Саши слушать и повторять ее фразы в новой, точно написанной с нуля, истории их общения. Саша знал о ней больше подруг. Про двоих взрослых детей – сына и дочь, которые пошли по стопам отца. Правда, живопись не уберегла дочь от парня-приживалы, у которого, кроме красоты, ничего не было, а сына – от игровых автоматов в компании с наркотиками. Как-то раз Настя с друзьями-санитарами, одетыми в белые халаты, ворвалась в подвал киберкафе, крича, что вызовут полицию, и с тех пор сына туда ни под каким предлогом не пускали – бескомпромиссная победа. Про то, как умер отец, а она заболела и не смогла приехать на похороны. Про то, как год назад Настя пришла к разводу, и никто не стал ее удерживать. Про косметику в том самом углу, где муж усмотрел на потолке паутину, а после развода не дал забрать ни одного тюбика. Про поклонника-старичка, который заглядывал в кабинет и оставлял ей яблочки, про то, как пироги пекла с этими яблочками.

Муж Настю ревновал и ей же объяснял, что ревновать ее смешно. Саша вообще, кажется, не знал, что такое ревность. На мужа реагировал спокойно, правда, и на развод тоже.

Однажды на Настю что-то нашло, и она по примеру Саши решила удалить страницу в соцсети, создала новую. Саша с завидной легкостью отыскал ее и добавился в друзья. На аватарке Насти была сирень – любимый цветок, любимый аромат. «Сиреневый цвет привлекает психически нездоровых людей», – сказал бы муж-художник. А Саша просто нашел и ничего такого не сказал. Вообще, конечно, что скажешь человеку, который за месяц увольняется, разводится, объявляет детям и пожилой маме, что уезжает, когда вернется – не знает. Муж надавал тумаков с присказкой: «Потом не сиди под окном, не люблю собачий вой». Мама охала-ахала, не отпускала, но Настя понимала, что дальше только в петлю. Дети пожали плечами. Настя купила билет на поезд.

Саша писал, что уезжает из города на месяц. Настя молча села в вагон, присела на кушетку, та была ровной-ровной, напомнила больничную, что стояла в кабинете для процедур. Взгрустнулось, когда вспомнила работу. Какую благодарность ей один раз написали… А она ведь не врач, а просто сестричка.

Саше. Сюрприз. Адреса не было, только город. Она приедет, найдет жилье, работу, чтобы не обрушиваться с чемоданами на любимого человека. «Медсестер везде не хватает, не пропаду. В крайнем случае пойду в кулинарию салаты резать. Да хоть голубику, яблоки собирать – я работы не боюсь». Мама продолжала писать, уговаривать, словно Настя еще не смотрела на русские леса за окном, а стояла у мамы в квартире, где жила, выйдя из трешки мужа. Свою маленькую квартиру она сдавала. Тоже какая-то копейка, пока будет работу искать.

Насте все время казалось, что у нее мокрые волосы – всю поездку. Она допила очередную чашку чая, вышла помыть, вернулась. Подумала, что опять не посмотрела на себя в зеркало – с самого начала поездки в голове было слишком много мыслей.

Нужно было написать Саше. Он до сих пор не знал, когда она приезжает. Сеть не ловила. Перечеркнутый кружочек. Они с Сашей обменивались картинками. Один год были руки, которые тянулись друг к другу, но все еще не касались. Потом сердца на снегу. Потом мосты. Настя верила в знаки. И в Бога верила. И в Сашу. Ей казалось, что Саша уже все знает, что он в городе, просто тоже хочет сделать ей сюрприз. Настя заулыбалась, гигикнула в честь первого имени Саши.

Глава 3

Настя. Завьялово

Впопыхах стаскивая чемодан на платформу станции, Настя выругалась. Конечно, влюбленная женщина на все способна, особенно на глупости, но перепутать названия – это уже перебор. Благо она собралась заранее и сидела в обнимку с чемоданом, поглядывая в окно. Промелькнул указатель «Завьялово», Настя вскочила как ошпаренная. В памяти совершенно четко значился «Завьяловск». Но не могло же в пределах часа езды быть сразу два настолько похожих названия? Проводника Настя про себя окрестила «неуловимым мстителем» – она вообще не помнила, чтобы он осчастливил пассажиров своим присутствием. Когда садилась в поезд ночью, проводник ее не встретил – может, до сих пор спал человек. Настя схватила чемодан, им же с грохотом отодвинула замершую в «полузевке» дверь вагона и нырнула с подножки поезда в омут грядущего счастья. Сделав шаг от рельсов, по которым тут же понесся поезд, она соображала, какой