Солнцестояние - Кэтрин Болфинч Страница 27

Посреди поляны тлел большой ритуальный костер, трава оказалась примята под долгими танцами и измазана кровью, а обгоревший череп лежал прямо поверх кучи пепла.

Он подошел к нему и поднял, всматриваясь в пустые впадины глазниц.

– Глупа ты была, Видана, – хмыкнул он. – Глупа, но сколь же красива. – Его измазанный в крови палец коснулся челюсти.

Колдун прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Здесь все еще пахло сгоревшей плотью и волосами, но сквозь ужасный смрад пробивался тоненький аромат васильков.

Раздался хлопок, и юноша поднял веки.

– Скучаешь, слуга? – спросил шепелявый голос. Колдун отбросил череп, будто ненужный мусор, и обернулся. Прямо перед ним появилась черная бесовская тень – он никогда не показывался сам. – Хорошо это ты придумал, передать ей силу. Влюбилась она в тебя, правда, – мерзко захихикал черт. – Влюбилась да головой тронулась, поверила, будто я тебя из мертвых верну.

– Так ты и вернул, – спокойно отозвался колдун. Не волновала его судьба девицы более.

– Потому что время перерождаться тебе пришло, – делано заметил бес. – Уж пятьдесят зим минуло, как я душу твою из пекла вытаскивал.

Колдун ничего не ответил. Он потерял счет тому, сколько раз проходили эти пятьдесят зим. А главное, он уже и не помнил всех красавиц, которые пали жертвой ради его жизни. Особенно запомнилась ему только одна. И умерла она не на ритуальном огне, а петлю на свою прелестную шейку накинула, когда услышала голос беса. Не хватило ей смелости пойти ради любимого на сделку с чертом, а вот у Виданы… и смелости с лихвой оказалось, и сил. С тех пор и стали гущу называть горой одинокой ведьмы.

Колдун отвернулся от беса, будто тот мог залезть в его гниющую душу, и запел себе под нос:

Там колдун злой бродит, там заберет ребенка он и на своей чумной поляне оставит в жертву чистое дитя.

А чистое дитя, не хныча, участь свою примет

И вместе с чертом в хоровод войдет,

Чтоб колдуну жить долго и души чистые к обеду беса подавать.

Юлия Мухина

Горсть боярышника

Деревня казалась вымершей.

Это было неудивительно: Настя, если честно, чего-то такого и ожидала, но горькое чувство внутри никуда не пропадало с момента, как она переступила через порог бабушкиного дома, пахнущего влажным деревом, землей и пылью.

В Полыньево она не была уже лет… десять, со своих двенадцати. Тогда деревня казалась ей наполненной жизнью иллюстрацией из сказок: с кучей ровесников, добрыми старичками, которые, кажется, считали всех своими внуками, и лесом с речкой в получасе бодрой ходьбы. Орехи и яблоки можно было срывать прямо с деревьев, ягодами и медовыми сотами угощали почти каждый день.

А потом они перестали приезжать. Настя и сама не рвалась особо, в городе летом было чем заняться, а потом, когда бабушка умерла, они и вовсе благополучно забыли про доставшийся в наследство дом – пока вот этим летом Настя внезапно не решила, что хочет отдохнуть от города.

Женя навязалась с ней, с Женей отправили Лешу – как человека, у которого была машина, – и вот они уже пару дней пытались отмыть старый, пропахший сыростью дом, изредка выбираясь подышать свежим воздухом.

– Тут даже церковь разрушена, – выдохнула Женя, когда они втроем, с трудом забравшись сквозь заросли травы на небольшой холм, зашли внутрь этой самой церкви. То тут, то там прорастали пока еще тонкие деревья и трава, валялись кирпичи, один из которых как раз подняла Женя, вертя в руках.

– Да она еще лет десять назад такой была, – заметила Настя, осторожно ступая на пыльный пол и задирая голову – казалось, что вот-вот сверху прилетит камень или еще что потяжелей. – Не уверена, что она вообще когда-то была действующей.

– Больше на недострой похоже. – Леша кивнул на обрушенную стену, сквозь которую вдалеке виднелся лес. – Сама по себе, мне кажется, она бы так не развалилась.

– Жутковато, – подвела итог Женя, бросая кирпич куда-то в сторону. Помялась, посмотрела на Настю, и та лишь закатила глаза, фыркнув и отходя в другую сторону зала, где был свален какой-то мусор.

Она знала, что подруге наверняка жгли язык слова про какое-нибудь проклятие и плохие приметы, но вслух сказать та не решалась, опасаясь испортить ей настроение. Слишком хорошо знала, что Настя на дух не переносит все эти суеверия и прочую чушь, на которой так любят наживаться экстрасенсы и гадалки.

Она присела у кучи, осторожно поворошила сваленные доски, поморщившись, когда от этого в стороны тут же расползлись испуганные муравьи и мелкие букашки. За ее спиной Женя что-то оживленно зашептала Леше – наверняка делилась какой-то очередной страшилкой, которую тот выслушивал с редкими смешками.

Взгляд зацепился за темный корешок, Настя потянула его на себя, и он оказался небольшой толстой книгой с пожелтевшими, покрытыми мхом страницами. Стряхнув не успевших убежать букашек и парочку налипших неизвестно откуда листьев, она попыталась различить хоть какие-то слова, но они были… как будто знакомые и незнакомые одновременно.

– Ой, а что это? – Рыжая прядь щекотно скользнула по щеке, и Настя машинально отвела волосы подруги в сторону. Женя, ничуть не смутившись, с интересом всмотрелась в книгу в ее руках. – Похоже на ведьмин… На чьи-то древние записи.

– Да Библия это, какое-то старое издание, – хмыкнул над другим ее плечом Леша, едва ли скользнув взглядом по страницам. – Вон, язык этот птичий, который типа революционный или еще какой.

– Не похоже это на молитвы! – Женя возмущенно попыталась ударить брата, но промахнулась, и Настя лишь раздраженно вздохнула. Кажется, тут в залежах больше ничего интересного было не найти, так что она поднялась, все еще держа книжку в руках. – Насть, ты что, хочешь взять ее с собой?

– Жалко оставлять здесь. – Она пожала плечами. Женя поджала губы, бросила взгляд на Лешу, словно в поисках поддержки, но тот проигнорировал явную мольбу сестры.

– Но… – Женя огляделась. – Но… Она же все равно нечитаемая и испорченная, ей место на мусорке. Даже в макулатуру бы не взяли. Брось здесь, там в доме и так хлама хватает.

– А тут с ней соглашусь.

– Одной книгой больше – одной меньше, – отмахнулась Настя. Не объяснять же им, что ей было интересно попробовать разобрать хоть какие-то слова: таких старых книг она в руках прежде не держала. Да и попугать Женьку