Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян Страница 39

— Позвольте, — попытался протестовать приезжий — Я бы не хотел...

— Ах, как вы щепетильны, — сказал хозяин котят, вытянул из внутреннего кармана своего пиджака еще две купюры и сунул их в карман командированному. — Пойдемте же.

С этими словами он цепко сжал руку командированного и потащил его вниз к реке.

Дальнейшее воспринималось приезжим, как сквозь туман. Его тащили к реке, где он затем искал камень; найдя, засовывал его в сумку. Кидал ее в реку. И сумка не тонула. И незнакомец советовал ему кидать в нее камни. И камни падали, поднимая фонтанчики брызг, а сумка, наверное, из-за плотного материала, держалась на плаву большим черным пузырем. И, наконец, камень угодил в пузырь, и оба они исчезли. И где-то в середине этих действий исчез незнакомец. А часы, когда приезжий снова посмотрел на них, уже показывали лишь двадцать минут до отправления поезда. И он мчался через весь городок. И, запыхавшись, влетел в свой вагон. В свое купе. И оказался там совершенно один.

Но это обстоятельство его даже обрадовало. Он сдал билет проводнице. Получил от нее постель и два стакана чая. Постелился, поужинал, почитал купленную утром газету. Совершенно успокоился. Лег и заснул.

Проснулся он ночью из-за странного ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыл глаза. Сел.

На столе сидела огромная ярко-рыжая кошка. Гладкошерстная, ушастая и поджарая. Настоящая египетская кошка. Она подняла заднюю лапу и почесала за ухом.

Сидевший на постели человек с ужасом отметил, что на том месте, где стояла прежде ее лапа, дымится пластик. Сейчас же память услужливо подкинула картинку увиденную днем в музее: рыжий бог Ра в кошачьем облике с ножом в лапах рубит на куски змею. Вагонные колеса заскрежетали. И сквозь этот скрежет послышался гулкий смех, похожий на шипение.

«И ведь глаза, глаза же сразу мне у него не понравились», — с какой-то безысходной тоской подумал командированный прежде, чем кошка закончила чесаться и задала тот вопрос, ради которого она и снизошла до общения со смертным.

Личности Идеи Мысли

СЕРГЕЙ ПЕРЕСЛЕГИН

«Не обнажай в корчме...»

(Современная литература как генератор архетипов и паттернов)

«Просим Вас стать автором выпуска “РЭО” и будем признательны за материал, который раскрывал бы Вашу позицию по вопросу того, какие образы и стили поведения транслирует сегодняшняя российская литература (1), какие общественные запросы она удовлетворяет и ФОРМИРУЕТ (2)? Сегодняшние бестселлеры — случаен ли их «пул» или закономерен, как он может измениться (3)? Сегодня на книжных прилавках среди исторической литературы зачастую можно увидеть мемуары или иные книги бывших высокопоставленных чинов фашистской Германии (это лишь частный пример, но можно подумать и о других образцах мемуаристики). Является ли это просто стремлением беспристрастно взглянуть на историю? Не провоцирует ли подобная литература нацистские настроения у молодежи, не имеющей определенного бэкграунда (4)? Каковы, по Вашему мнению, тенденции развития российской литературы в целом и ее отдельных направлений, в частности (5)? Влияет ли современная фантастическая и футуристическая литература на формирование образов будущего, и если да, то как (6)?»

На моей памяти это уже четвертая развернутая дискуссия на «советскую» тему «Литература и ее общественнополитическое значение». Впрочем, проблема и в самом деле не утратила актуальности.

Между предельными позициями лежит целый спектр возможностей, да и сами эти позиции — «Мир есть текст» и «Книга только отражает мир» — не выглядят абсурдными, хотя вера во всемогущество литературы сродни вере в Бога, а убежденность в ее бессилии, как правило, диктуется личными обидами «потерянных поколений» (на Марс не слетали, страну развалили, светлого Будущего не предвидится...). Обе реакции естественные, но какие-то... детские.

Первое ключевое понятие — «детский».

Существуют книги, оказывающие очень сильное влияние на людей, вплоть до определяющего. Это детские книги. Отметим, что российский листинг «школьного чтения» за последние двадцать пять—тридцать лет расширился за счет хорошей переводной литературы, но принципиально не изменился. Крах СССР, как это ни странно, не повлиял или почти не повлиял на детское чтение на постсоветском пространстве. «Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета» (например, ужаснуться, как же недалеко мы ушли от эпохи тоталитаризма, или посокрушаться, что книги-то хорошие, да дети их не читают, или влезть в бутылку с узким горлышком, доказывая, что А. Гайдар пропагандирует сталинские ценности, а Дж. Толкиен — общечеловеческие), но, возможно, перспективнее пристально взглянуть на те паттерны, которые транслирует современная детская литература.

Возьмем, к примеру, Дж. Роллинг с ее феноменальной — и заслуженной — популярностью. О чем говорят книги «потте-ровского цикла», чему они учат? Да, тому же, чему и «Чучело», и «Голубятня на желтой поляне», и «Оборотень», и «Рыцари сорока островов», и «Хранители»: честь выше страха, дружба и преданность значат больше, чем послушание и преуспевание, ум способен выручить почти всегда, а там, где бессилен ум, поможет сердце. А инновацией, пожалуй, является нравственная асимметрия — у Дж. Роллинг добро относительно, в то время как зло абсолютно. Оказывается, условность добра, невозможность переложить нравственный выбор на некий «абсолютный авторитет» ничего не меняет: переход на сторону зла не становится более нравственным от того, что добро какое-то... сомнительное{2}.

Если книга оказывает значительное влияние на ребенка, то вряд ли мы погрешим против истины, предположив, что литература тем сильнее воздействует на человека, чем больше в нем от ребенка. Из этой, скажем так, теоремы вытекает ряд следствий, почти все они нелицеприятные, однако... Вид Homo выделяется из общей биологической «палитры» не только наличием разума, но и прямо-таки неправдоподобно долгим взрослением. Трудно не обратить внимание на данную корреляцию, и она действительно давно изучена биологами. Установлено, что детеныши разных высших млекопитающих ведут себя почти одинаково: тигренок гораздо больше похож на котенка, щенка или енотика, чем на взрослого тигра. Общими для всех детенышей поведенческими особенностями являются низкий коммуникационный порог и способность играть. Напрашивается — связать эти детские черты с креативными способностями и «вообще интеллектом». Тогда получается, что человеческий разум — это затянувшееся детство?

Не совсем так, но «в этой галиматье есть идея». Для человека характерно (и, в частности, за счет очень высокой продолжительности периода взросления)