Гиблое дело - Кори Доктороу Страница 24

Не сдержавшись, я рассмеялся.

– Ну и чего спорить, раз ты все понимаешь?

– Да потому что это ты ничего тут не понимаешь.

Она разозлилась еще сильнее, и сразу стало не до смеха.

– Знаешь, что бывает, когда правительство покупает поддержку народа за деньги? Платить приходится нам. Ладно, хорошо, Увайни осваивала бюджет на благие цели, все замечательно, но теперь у власти Беннет, и она хочет потратить все эти волшебные деньги за восстановление армии и войну с другими странами, чтобы поживиться за их счет и «вернуть Америке былое величие».

Ее злость немного пугала, и все же…

– Насчет Беннет согласен, но чем тебя не устроила гарантия занятости? Думаешь, у людей будет больше времени с ней бороться, если им вечно придется переживать из-за денег?

Она махнула рукой.

– Ну да, конечно, все вы так говорите. Но все это легко решается за счет безусловного базового дохода…

Я снова застонал, хотя ее это явно злило.

– Давай, говори, – бросила она резко.

– А я скажу. У народа по большей части нет сбережений. Дай нам денег – мы их потратим, и да, это даст нам время противостоять Беннет с ее шайкой олигархов, и что? Увайни десять лет восстанавливала экономику, и все равно один процент владеет большей долей ресурсов, чем остальные девяносто девять вместе взятые. Дай им денег – они их вложат, накупят облигаций, надают кредитов и разбогатеют еще больше. Дай тысячу долларов в месяц одному из девяноста девяти процентов, и через десять лет у них на счете останется ноль. Дай тысячу олигарху, у которого уже есть все деньги мира, и через десять лет он станет на четверть миллиона богаче. Как ты не понимаешь?

– Я все понимаю. Это ты не понимаешь проблемы. Мелко мыслишь. Олигархи богатые не потому, что богатые, а потому что они веками подкупали конгресс, региональные власти, судей, полицию и городские советы. Знаешь, почему они могут это себе позволить? Потому что экономику контролирует государство. А раз экономику контролирует государство, никто не мешает людям у власти обеспечивать деньгами своих друзей. Поэтому нам нужны народные деньги – деньги, которые не будут контролироваться никем.

Если честно, я подозревал, что рано или поздно мы до этого дойдем, но не терял надежды.

– Ты знала, что восемьдесят семь процентов разговоров о блокчейне проходят без согласия второй стороны?

Она даже не улыбнулась.

– Да-да, я слышала эту шутку. Факт остается фактом: богатеи обожают эту твою «Современную денежную теорию». Я-то знаю, как она должна работать, а вот ты знаешь, что выходит на практике? Сначала олигархи, которые боятся, что их оторвут от правительственной кормушки, внушают левым добрякам типа тебя, что деньги можно тратить без всяких последствий. Вот только кто их дает? Они и дают. Олигархи. И этот долг они взыщут не только с тебя, но и с детей твоих, и потом с внуков. Про гарантию занятости вообще молчу. О да, это гарантия – гарантия того, что ты будешь пахать на них до гроба. Неужели не видишь, что программа гарантии занятости – это эксплуатация труда под прикрытием?..

На этих словах я просто перестал ее слушать. Меня охватили усталость и безнадега. Я только что пустил эту девушку с толпой друзей к себе домой, а теперь выясняется, что они фанатики криптовалюты. Твою ж мать. Дедушка небось хохотал сейчас надо мной из могилы. Среди его товарищей тоже было немало подобных – блокчейн не щадил ни своих, ни чужих. Они с Аной-Люсией нашли бы общий язык.

Она потихоньку сдувалась.

– Ты меня даже не слушаешь. – Она все еще злилась, но уже не так, как минуту назад.

– Не хочу ссориться.

– Ну и ладно. Я тоже не хочу. – За это время успело стемнеть. Она пнула камешек, и тот скатился по склону, напугав засевшую в кустах живность, которая убежала с шорохом листьев. – Блин. Прости. Тот еще выдался месяц. Потеря дома, потом дорога. Еще и вся эта ненависть в интернете, угрозы. Ты отличный человек, правда. Пустил нас к себе. Мы очень благодарны. Честно. Все. Прости, что наорала.

– Да ничего. Просто тебе не безразлична судьба нашей планеты. Мне тоже. Это радует. Главное, что у нас одна цель, а уж со средствами, надеюсь, определимся.

Она рассмеялась.

– И я надеюсь. Слушай, Брукс, раз уж заговорили. Если не хочешь, можем тут и остановиться, но…

– Ничего, говори.

– Я понимаю, ты видишь тайну финансовых операций как законный способ олигархии отмывать украденные деньги, но деньги – это сила, Брукс. Помнишь времена, когда в Западной Вирджинии людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией нельзя было работать учителями? Я вот помню. Но любая политическая кампания требует средств. Догадываешься, откуда они взялись? Учителя и пожертвовали. Вот только они не могли давать деньги открыто – тогда их бы просто уволили. В итоге в штаб приходили конверты: по десять долларов, двадцать, пятьдесят. У состоятельных людей есть личные бухгалтеры, офшорные счета, облигации и крюгерранды, – ауч, – но простому народу все это даже не снилось. Да, тайна финансовых операций работает на руку олигархам, но она просто помогает им с махинациями. Зато остальные выигрывают от нее очень сильно. Мы передали власть в руки Увайни, потому что она выступала за благое дело, но теперь вся эта власть досталась Беннет. И без тайны финансовых операций в ее мире не выжить.

– Кхм, а как, по-твоему, проплатили ее предвыборную кампанию? Лично для меня очевидно, что от тайны финансовых операций выигрывает как раз олигархия.

– Ты меня вообще слышишь? Как, по-твоему, учителя должны были…

Спор разгорелся снова, но, даже слушая ее аргументы и приводя собственные, я понимал, что все это давно заученные слова, которые мы проговаривали неоднократно. Я просто не мог удержаться, даже когда дискуссия переросла в крики, пока…

– Ладно, давай просто останемся каждый при своем мнении. Все равно ни к чему не придем, – сказал я, вкладывая в голос спокойствие, которого во мне не осталось ни капли. Точно так же я спорил с дедушкой и, когда заводился, отступить было трудно. – Пойдем домой. Темно уже, и есть хочется.

– Ага, – сказала она. – Мне тоже.

К счастью, велосипеды до сих пор ждали нас у дороги – я подозревал, что в такой глуши они никому не понадобятся. Но домой мы ехали в гнетущем молчании. На ужин были фасоль и рис со специями и чесноком, приправленные кусочками