Коты-колдуны - Кирилл Баранов Страница 9

– Черт возьми! – обрадовался мужчина. – Этот кот разговаривает как старый разбойник! Тем более надо взять его с собой!

– Отстань от кота, Злобослав, – устало вздохнул второй мужчина с тюрбаном на голове. – У нас есть свой кот.

– Наш какой-то не ругающийся.

– Ему не надо ругаться. Он такой большой, что, когда кем-то недоволен, может просто откусить этому человеку голову.

После долгих блужданий повозка остановилась под деревом, позади брошенного дома. Лошади нашли траву, а Трофим сказал:

– Давайте сходим в колдовскую лавку, – но, когда он обернулся к фургону, трое его товарищей спали, закопавшись в тряпки.

Трофим вздохнул и пошел искать лавку сам.

Он некоторое время брел по краю дороги в тени деревьев, ветер шевелил ему усы, а из харчевни за домами на всю улицу пахло рыбой. Трофим старался идти подальше от жилых домов, потому что там могли водится невежественные собаки, но вскоре он, не услышав гомона, вышел прямо на базар.

– Ай вы, други дорогие, – послышалось сбоку, где стояли неровные ряды лавок, – гляди какие-то пуговицы жемчужные, пуговицы яхонтовые. Раз, три, шесть штук! Покупай, отдам за пол серебряника.

– Кому капусты, ну? Что стал? – страшный голос напугал Трофима, и он поспешил было дальше, но попал в самую базарную гущу и запутался в людских ногах, то раздвигающихся, то сдвигающихся. – Женщина, а ну быстро купите капусту! Не купите капусту – обвалится крыша.

– Я такие варежки себе пять пар купил, – теребил языком кто-то неподалеку, – жене своей две пары, сыну две пары, дочери две пары, у меня и собака в таких варежках ходит, а вы говорите жаркие. Конечно, летом жаркие, а зимой их вам никто не продаст, хоть на коленях просите, я вам потом еще рожу набью.

Не успел Трофим юркнуть в образовавшуюся щель между коленками, как вдруг его подхватили чьи-то цепкие руки и подняли над людскими головами.

– Продаю кота! – закричал голос под хвостом. – Четыре лапы, длинный хвост, слюнявый нос!

Трофим зашипел от негодования, царапнул руку когтем и выпрыгнул обратно на землю. Перед ним стоял насмешливого вида юнец со стыдной щетинкой и курил неумело самодельную трубку.

Трофим вскочил, поднял передние лапы над головой, сделал злые глаза.

– У-у! – сказал Трофим. – Заколдую, прокляну, в кабана оберну!

– Бабкиешеньки! – обрадовался юнец. – Оно еще и колдун! За такого зверя и золотую деньгу дадут!

Трофим не стал испытывать судьбу, а вспрыгнул на ящик с кухонными колотушками, оттуда перепрыгнул на жердь, к которой прислонены были метлы на продажу, дальше перескочил на тын, на карниз, с которого поднялся на крышу дома. Он пробежал по крышам несколько избушек и вынужден был опять спуститься на дорогу, потому что дома в городе стояли редко.

Оглянувшись, Трофим зашагал по траве у дороги вдоль палисада, потом свернул за угол, а когда обернулся, вспоминая куда идти, увидел какую-то странную фигуру позади. Фигура мигом спряталась за дом. Трофим вздрогнул и поспешил дальше, шарахнулся от всадников, обогнул развалившихся на бочках пьянчуг и снова посмотрел назад. Позади тянулся забор трактира высотой человеку по пояс, и немного выше этого забора торчала чья-то макушка. Прятавшийся там человек прятаться умел хуже ребенка. Вот макушка приподнялась и на Трофима уставились два круглых глаза. В глазах появился испуг, и макушка тут же снова опустилась – ниже прежнего.

Трофим забежал за угол и прислушался. Его преследователь быстро шлепал вдоль стены и забора.

Трофим встал на задние лапы и, когда из-за угла выскочила запыхавшаяся женщина, завыл: «У-у! Заколдую, прокляну, морду набок сворочу!»

Бедная женщина так перепугалась, что подпрыгнула, отбежала на другую сторону дороги и в смущении стала боком – убегать было поздно. Впрочем, не очень-то она была и бедная – в хорошем платье с узорами, с шелковой накидкой, в шапке с жемчужинками, в сапогах с серебристыми пуговицами.

Она покосилась на застывшего с поднятыми лапами кота и сделала вид, будто только теперь его увидела, удивилась не слишком убедительно. Трофим в недоумении сел на землю и стал смотреть что будет дальше. Женщина как будто потеряла к нему интерес. Потом, словно вспомнила что-то, снова повернулась к нему и посмотрела в глаза. Трофим зевнул. Мимо прошагал с мешком чего-то мягкого и легкого мужчина в дырявой шапке, шмыгнул носом, и женщина опять отвернулась. Но стоило прохожему пройти, как она наконец решилась и пошла было к пристально глядящему на нее коту. Но посреди дороги остановилась и опять отвернулась, чтобы пропустить телегу.

Трофим заскучал. Проехала телега, следом прошли двое купцов с шерстяными шарфами не по погоде, потом пробежала в грязном платье служанка из трактира, остановилась, ойкнула и побежала обратно. И вот, когда на дороге не осталось никого, загадочная женщина подскочила и подошла, глядя по сторонам, к уставшему ждать ее коту.

– Простите меня, милостивый кот, – шепотом заговорила она. – Я не знаю, как разговаривать с котами, но вы и правда колдун?.. Мяу?..

– Волшебство за гроши, – подтвердил Трофим с подозрением оглядывая женщину. – Мяу.

– Ах, прошу вас, добрый волшебник, – взмолилась она, – помогите мне, заклинаю вас всеми заклинаниями. Спасите меня от лютой беды! Жизнь моя рвется, и я не знаю у кого просить помощи! Сколько людей мы ни звали, чародеев и музыкантов, черных колдунов и шаманов, звездочетов – никто не в силах помочь!

– Что такое?

– А ничего, но я боюсь ложиться спать! В нашем доме завелись крысы и мыши и никому от них нет добра и счастья… Вы не поверите, милостивый кот, они едят все, что видят и даже то, что не вижу я. Третьего дня, вообще сказать, я видела, как муж спрятал в кладовой комнате богатые сапоги с самоцветами. Он, верно, хотел подарить их мне завтра на день рождения. Но вчера я зашла в кладовую полюбоваться тайным подарком, а от него не осталось и следа – мыши съели все разом, даже кожаный сверток и ремни с серебряными пряжками! Ах, милостивый друг мой кот, какая это трагедия, видели бы вы эти сапоги! Я бы отдала за них все, что прикажете! В таких сапогах можно стоять перед царем. К таким сапогам и грязь бы не липла! А теперь их съели эти шуршащие писклявые мыши, чтоб им всем загореться! Пусть лучше они съели бы и меня вместе с этими сапогами, чем страдать теперь от этого горя!

– Так что вы хотите, – нахмурился Трофим, – чтобы мы