Коты-колдуны - Кирилл Баранов Страница 8

Тут надо сказать, что никаких ворот в Рыжем Утесе на самом деле нет. Вместо них стоит башенка с лестницей и небольшой караульный сарайчик, крыша которого подвязана к ветке дерева, чтоб не упала.

Когда повозка бродячих колдунов приблизилась к башне, к лошадям подошел один из княжьих стражников в шитом-перешитом кафтане. Другие бросали козьи кости, а из башни торчала голова лучника с такой скучающей мордой, которую развеселить можно разве что стрелой в лоб.

– Опять вы, плуты-колдуны-шерстяные-штаны, – сказал подошедший стражник с очень серьезным выражением на лице. – Давно вас видать не было, с целый год, наверное. Ну теперь-то, прощелыги шаловые, я вас так запросто в город не пущу.

– Мы честные коты, – возразил Трофим и вынул из денежного мешочка одну серебряную деньгу.

– А я честный княжий стражник, – сообщил честный княжий стражник.

– Это значит, две? – Трофим вынул из мешочка второй серебряник…

Стражник подошел поближе, огляделся и произнес негромко.

– Зачем это две? Вы же такие злые волшебники-чародеи, только хвостом повести – и вот уже на ком-нибудь проклятие лежит или другая гадость…

– Гадость наложить каждый может, – обиделся Трофим.

– Гляди вон, стоит на башне, – стражник как-то неясно мотнул головой. – Старший начальник городских ворот княжеской стражи. Человек с мошной, усами и мой начальник.

– Как вас много…

– Однако, что интересно, если он перестанет быть моим начальником, то старшим начальником городских ворот княжеской стражи станет кто?

– Кто?

– Стану я.

– Ну вот и замечательно.

Стражник так пронзительно посмотрел на Трофима, что бедный кот смешался и отодвинулся.

– Что же, – сказал он в замешательстве, – мы здесь ничем подсобить не можем, мы не чиновники, а простые коты.

– Разве простые коты колдуют молнии с задранными хвостами?

– Всякое случается…

– А посмотрите на него, он, кабыть, идет к лестнице, – стражник покосился на вершину башни, но тотчас отвернулся. – Послушайте, вы же можете как-нибудь так заколдовать лестницу, чтоб он свалился со ступенек, покатился и свернул шею?

– Кому? – перепугался Трофим.

– Сначала – себе. Можете, а?

– Я спрошу, – неуверенно произнес Трофим и сунул голову под навес, там что-то замяукало растерянно и протяжно.

– Скорее давайте, – поторопил стражник, – идет.

Трофим высунулся обратно.

– Это мы можем, – сказал он. – Это еще кое-как.

Трофим выглядел сейчас загадочно и не понять было, что у него нарисовано на морде – кроме глаз, носа и рта.

– Вот это и хорошо, – стражник быстро потер ладони и повернулся к башне. – Ну, давайте тогда, а мы поглядим…

Башня была высотой всего этажа в три, но потому, что возвышалась она на холме, видно с нее было и посад, с трактирами, постоялыми дворами, с дымящими печами мастерских, и каменистые склоны, с бродячими там и сям пастухами, и поле вдали, где возились какие-то крестьяне, и рощицу, где сто лет назад пряталась одуревшая царевна Яхмутка, которая бегала по лугам и кувыркалась, как деревенская девка. С холма заметно было сияние реки, что текла между горами и скалами. По реке плавали купцы, рыбаки и пьяные пираты. А еще с башни можно было разглядеть огромный горный хребет далеко-далеко, который стоял между Нимой и Ориманом. В горах этих жили упыри и монахи (если между ними есть разница).

Возможно потому, что башня не была особенно высокой, лестница, приделанная к ней снаружи, имела такой хилый и хлюпкий вид, будто чтобы построить ее не хватило даже соплей. От каждого шага она плясала не хуже сармарских танцовщиц бедрами, а вместо нормальных ступенек там были редкие бревнышки, соскользнуть с которых было проще, чем не соскользнуть.

Вот по такой лестнице, держась за тонкие и кое-где разломанные перила, спускался старший начальник городских ворот княжеской стражи. Где-то в середине пути его пятка таки съехала с бревна, но начальник ловко удержался на лестнице и вскоре спрыгнул на землю. Оглянувшись быстро, он подошел к повозке, глянул на Трофима, бросил замершему со сложенными ладонями стражнику: «Чего табаришь без дела, пропускай котов», – и пошел себе как ни в чем не бывало к караульному сарайчику.

Стражник выпучил глаза и зло уставился на Трофима.

– Ах ты крысоед усатый, – процедил стражник сквозь зубы. – Почему он не свернул себе шею?

– А почему он должен был свернуть себе шею? – холодно переспросил Трофим.

Он сидел на месте возницы, положив хвост на лапы, невозмутимый и надменный.

– Потому что я вам велел! – стражник начинал плеваться.

– Нет уж, честный стражник. Ты спросил, знаем ли мы колдовство, чтобы заколдовать лестницу так, чтобы твой начальник свернул себе шею, и я ответил тебе, что мы такое колдовство знаем.

– Почему же вы не заколдовали ее, драные вы шкуры?

– Потому что ты этого не просил, добродей, но, если бы и попросил, мы не стали бы этого делать, потому что мы не люди и не занимаемся злым колдовством.

– Ах вот оно как! – стражник сделал совсем злую рожу. – Тогда я вам сейчас покажу, как люди тузят всяких болтливых проходимцев.

– Спасибо, но это мы уже видели. Однако я хотел бы добавить, что мы умеем так заколдовать человека, что он будет говорить только правду, хочет он того или нет. А замышляющему злодейство против другого, несдержанность в словах грозит страшной бедой.

Стражник наморщил нос и отступил. Некоторое время он мучал Трофима колючим взглядом, потом произнес брезгливо: «Попадитесь мне еще», – и пошел к караульной.

Кошачья повозка наконец въехала в город.

Рыжий Утес стоит как бы на одном холме, но как бы и на нескольких – потому что один этот холм весь кочковатый и вершина его бугристая от постоянных возвышенностей и впадинок. Дома на улицах выстроены на самой разной высоте, и временами из погреба в одном можно видеть прямо перед собой крышу другого. Поэтому любому прохожему, кто не хочет ходить вверх-вниз туда-сюда приходится вырисовывать ступнями интересные узоры, разыскивая в Рыжем Утесе дороги, расположенные примерно на одной высоте.

Вот отчего повозка бродячих колдунов долго петляла между избушками на окраине и всякими помойными кабаками, к которым коты не очень-то хотели приближаться. Когда они проезжали мимо одного из таких зловонных заведений, оттуда вышло несколько раскачивающихся мужчин и один шварзяк – человек, но волк, или, может, волк, но как будто человек…

– Черт возьми, коты в повозке! – воскликнул тот, что оказался к колдовскому фургону ближе других, схватил сидевшего на козлах Лишайного и, раззявив рот, раздвинув усы, поднял его над головой. – Вот этого я подарю Виталине!

Лишайный зашипел, заизвивался в крепкой хватке и заговорил таким витиеватым матом, который автору и не изобразить, разве что вот так:

– ՊՋՍՑՔբֆվՖԎԄӺѬѪѦѤѶ҉ѯ ѦѤ Ѱֆվ ՍՑѦѤՊՋ!