Призрачная империя - Рина Харос Страница 6

Наконец-то утренняя воскресная проповедь была окончена. Я едва сдержал стон облегчения, но в последний момент вспомнил, что за спиной стоял отец, словно коршун, и выжидал, когда оступлюсь. Ведь больше не на ком срывать злость в семье, кроме как на младшем сыне.

Отец Константин, стоявший около иконы Серафима Саровского, пытался утешить старушку, припавшую к священным мощам и обливавшуюся слезами. Она пеняла на судьбу, что ее сына убили ночью местные пьяницы, которым не на что было купить выпивку. Мне стало жаль женщину, но в глубине души я понимал, что пути Бога неисповедимы – то, что предначертано судьбой, должно произойти. На то воля Создателя.

Заметив, что все разошлись по церкви, ставя свечи и молясь, я тоже последовал примеру прихожан. Отец и мать стояли чуть поодаль и что-то говорили Андрею, который понуро опустил голову и согласно кивал – его лицо покрывал стыдливый румянец, отчего на душе на мгновение стало хорошо. Должно быть, брат вновь неправильно произнес молитву, чем вызвал недовольство отца. И этот сорванец еще пытался в чем-то обвинить меня…

Мотнув головой в осуждении, посчитав это взрослым поступком, я взял худой маленькой ладонью изогнутую свечу, которая лежала в коробочке около иконы Семистрельной, поджег фитиль от другой, расплавил воск на конце и вставил в кандило. Запах ладана и вина ударил в нос, вызвав приступ рвоты, но я смог его подавить, сглотнув горькую слюну. Голова закружилась, ноги подкосились, но я сумел выстоять и, зажмурив глаза, вновь вернулся в реальность, испытывая легкое недомогание.

– Григорий, можно тебя?

Я обернулся и от шока выпучил глаза – ко мне, прихрамывая, шел отец Константин. В его глазах плясали озорные огоньки, а на устах расплылась улыбка, от которой хотелось залезть под канун и не вылезать, пока прислужник Бога не покинет стены церкви. Вместо этого я сделал пару шагов навстречу и, опустив руки вдоль тела, гордо вскинул голову вверх:

– Вы желали меня видеть, отец Константин?

Массивная рука, слишком сильная для столь престарелого возраста, обхватила мое худое плечо и чуть надавила, отчего я чуть не вскрикнул.

– Да, Гриша, да. Я всю службу наблюдал за тобой и видел, как некомфортно тебе находиться в священном месте.

– Нет, я… – начал отнекиваться, боясь, что слова священника будут услышаны родителем, который кидал настороженные взгляды в нашу сторону.

Отец Константин, наклонившись, тихо прошептал:

– У меня есть книга, которая поможет разобраться в священных законах и встать на путь истинный. Но ты не должен ее никому показывать, даже матери, понял?

Я активно закивал – огонек надежды зародился в детской душе: наконец-то перестану разочаровывать главу семейства и смогу произносить молитвы, словно был рожден только для этого. Возможно, отец Константин хочет дать Библию с картинками, или того лучше – книгу о жизни всех святых! Воодушевившись, нетерпеливо стал переступать с ноги на ногу, чем вызвал у священника улыбку на устах. Мужчина вынул из-под рясы маленькую тоненькую книгу в черном переплете и протянул мне. Разочарование тут же окутало нутро, но я удержался от досадливого вздоха и взял подарок в ладони.

– Открой, когда будешь один. Никому ее не показывай, оберегай ценой собственной жизни.

Отец Константин вновь сжал мое худое плечо и удалился, не оборачиваясь. Я удивился поведению священника, но ничего не сказал, лишь отвернулся к кандилу, где догорала свеча. Осмотревшись и убедившись, что на меня никто не смотрит, приоткрыл книгу и шумно втянул воздух через нос.

Кодекс Гигас. Библия Сатаны.

Глава 5

Отец Константин

Покайся за грехи свои, святой отец, и попадет твоя душа в ад

Ступая по промозглой земле, я дул на продрогшие руки, пытаясь скрыться от пронизывающего до костей ветра – осень в этом году стояла пасмурная, отчего каждая вылазка из дома до церкви для моих старых костей была подобно смерти. Суставы ломило, кожа начинала покрываться старческими пятнами, седые волосы напоминали заснеженное облако. Натянув тулуп повыше, я зарылся носом в шерсть и закашлялся, втянув аромат овчины.

Спустя пять сажень зашел на крыльцо и постучал в деревянную дверь, где по ту сторону раздался звонкий женский голос и шаркающие шаги. Непроизвольно улыбнулся и поблагодарил Господа, что послал мне Клавдию – супругу, с которой мы были вместе вот уже сорок лет. Бог не дал нам детей, зато даровал крышу над головой и возможность быть ближе к нему. Клавдия стала прислуживать при церкви – то похлебку сделает, то придет к утреннему молебну и поможет убрать сожженные свечи в коробку, чтобы не мешали прихожанам, желающим поговорить с Господом и рассказать о своих проблемах, молясь о том, чтобы их слова были услышаны.

От дум отвлекла сама Клавдия, которая уже распахнула дверь и, судя по недовольному выражению лица, уже десяток секунд наблюдала за моей рассеянностью. Грузная женщина шестидесяти лет, одетая в серое шерстяное платье до пят с длинными рукавами. На голове – косынка, повязанная под подбородком; в руке – полотенце, покрытое пятнами грязи. Она стала слишком стара, чтобы часто ходить к реке и стирать белье, поэтому зачастую всю мелкую утварь Клавдия просто использовала на износ. Пронзительные серые глаза, широкий нос и россыпь веснушек на бледном лице, которые виднелись даже в такую непогоду.

– Опять задумался? – звонкий и одновременно грозный голос супруги разрезал морозный воздух.

– Прости, стар уже стал, – я пожал плечами и вошел в избу, втянув сладкий аромат яблочного пирога и щей, которые томились в печи, – опять с утра наготавливаешь?

– А как же, – буркнула женщина и закрыла дверь, перекинув грязное полотенце на плечо, – у нас как-никак гости.

– Гости?

Я насторожился и, вцепившись старческими руками в рясу, обернулся на супругу, которая кивнула и бодрой, несмотря на возраст, походкой направилась к печи, где потрескивали поленья. Войдя в глубь комнаты, увидел молодого человека, который сидел с правой стороны от Клавдии и внимательно наблюдал за ее действиями, словно все это было ему в новинку. Я шумно втянул воздух через нос и сжал руки в кулаки, стараясь унять страх, зарождающийся в душе. Молодой человек, будто почувствовав мои эмоции, вскинул голову и расплылся в улыбке, от которой сердце готово было остановиться. Он опирался левой ладонью на трость, вытянув правую ногу вперед, будто в согнутом состоянии она вызывала болезненные ощущения. Одет был