Призрачная империя - Рина Харос Страница 5

– Создатель…

– Замолчи, – Бог вскинул руку, призывая к молчанию, – на суде небесном все равны – будь ты императрица или простой крестьянин, который умер от лихорадки или оспы. Не следовало так себя вести, Екатерина, дабы потом не пришлось расплачиваться за собственные грехи. Оступилась, посчитав, что ты здесь Бог и власть. Но ты – лишь материя, которую я могу уничтожить собственными руками.

Я сделала шаг назад, испугавшись такой разительной перемены в Боге. Из Библии знала, что Создатель – помощник, проводник, который примет и отпустит грехи любого, кто покается. Он сможет уговорить душу, чтобы та приняла его царство, освободившись от оков, удерживающих нутро на земле, прекратит цепляться за призрачный образ некогда прожитых лет. Я отступала, с ужасом наблюдая за тем, как Бог распахнул руки и встретился со мной взглядом – из его глаз текли кровавые слезы, рот был изогнут в хищном оскале, а ногти удлинились, став похожими на когти хищника.

Покайся в своих грехах, Екатерина, и прими суд Божий.

Низкий голос Создателя изменился – стал хриплым, будто каждое слово давалось с трудом, появились стальные нотки, от которых по телу пробегала дрожь.

– Я… не могу. Нет вины в том, что я делала то, чего желала моя душа.

Я уперлась спиной в дерево, не сводя пристального, полного ужаса взгляда с Бога, который откинул окровавленные белоснежные одеяния и предстал в своей ужасающей сущности. Это был не Создатель, а демон, скрывающийся под маской благодати.

Тогда утони в слезах грешников, Екатерина – императрица, породившая разврат и отступничество от церкви. Твоим потомкам не суждено прожить долго – бесы придут за ними, расправившись с каждым с такой жестокостью, которой не видел этот свет.

Чьи-то костлявые руки схватили меня за ноги и резко дернули на себя. Я стояла среди заснеженной поляны – и вот уже погружаюсь на дно. Попытки вырваться из хватки не увенчались успехом – костлявые объятия лишь сильнее обхватили лодыжки и рывками начали утягивать навстречу смерти души. Я ощущала все, будто это было наяву, – нутро пожирал страх, воздух покидал легкие с каждым вдохом, ледяная вода окутывала горло.

«Я не виновата… нет».

Последняя мысль перед смертью твердо отпечаталась в разуме. Я прикрыла глаза и позволила провалиться в блаженную темноту, сделав последний вдох.

Глава 4

Григорий Азаров

И проклятые боги услышат твои молитвы

– Богослужение началось со времен Адама и Евы и выражалось в свободном прославлении Бога первыми людьми. Одна из десяти заповедей, говорящая о субботе, подразумевает посвящение как минимум одного дня в неделю Богу, в период Нового Завета – воскресного.

Властный, зычный, словно раскат грома, голос священника отражался от стен. Верующие, как один, стояли и впитывали каждое слово, бормоча молитвы и крестясь. Мужики были одеты в грубые рубашки цвета мокрой земли, черные штаны и высокие сапоги, на которых местами припеклась грязь и виднелись дыры от изнурительной работы в полях. Женщины с замиранием сердца наблюдали за словами священника, устами которого говорил Бог, как они сами же и утверждали. Длинные юбки прикрывали обувь, поверх кофт – вязаные шерстяные платки, на головах косынки из плотной ткани, которые полностью скрывали волосы.

Отец Константин, пожилой мужчина лет шестидесяти, вот уже тридцать лет управлял в селе Усть-Уда церковью Восточно-Сибирской, стоявшей на окраине и покосившейся от постоянных морозов и дождей. Бревенчатые стены местами мокли и покрывались плесенью, которую монашки пытались замаскировать под краской и лаком, но только делали хуже – даже сквозь слои виднелись неровные, грязного болотного оттенка пятна, становившиеся после дождя все больше. Деревянная крыша скрипела и завывала, когда попутный ветер прогуливался между балок. Пол, выложенный неровной каменной плиткой, местами раскрошился и порой до боли впивался в поношенную подошву, доставляя неудобства.

Потолок и стены церкви были усеяны иконами, которые смешались в едином калейдоскопе, но мой взгляд всегда цеплялся за одну – Семистрельную. Пресвятая Богородица при жизни пережила много мучений и страданий, что символизировали семь стрел. Если человек плохо себя чувствовал, он приходил просить защиты и помощи именно к ней.

Я сделал шаг в сторону иконы, но отец схватил меня за шкибот и поставил на место так резко, что я даже не успел понять, что произошло. Встретившись с разъяренным взглядом родителя, опустил глаза в пол и понял, что он недоволен. Чем-то. Снова. Воскресная церковная служба для отца – место, где отдыхала душа. Перед тем как отправиться в церковь, он всем давал наставления: молчать, не отходить от него, не двигаться во время речи служителя храма и желательно не дышать, чтобы не отравлять своим дыханием священные мощи.

Родители стали брать меня в церковь несколько месяцев назад. Когда я оказывался в священных местах, меня окутывал животный страх, что вместо Бога с икон сойдет Сатана и утащит мою душу в преисподнюю. Я не мог объяснить это отцу, прекрасно осознавая, что он за подобное выпорет за печью, накричит, если заплачу, а потом и вовсе отошлет прочь, чтоб не мешался под ногами. Иконы вызывали у меня трепет и страх – истерзанное тело Иисуса, пронзительные взгляды святых, которые будто нашептывали: «Расскажи, Гриша, кто приходит к тебе по ночам. Расскажи всем свой постыдный секрет».

Мать с Андреем стояли чуть поодаль, впитывая каждое слово отца Константина. Мужчина активно жестикулировал, с воодушевлением рассказывая о том, как Сатана покарает каждого за грехи, что совершены на земле. От его слов по коже пробегали мурашки, но не от страха – от предвкушения.

Порой я лежал ночью без сна, представляя, как падший ангел утащит в ад тело и душу Андрея, не упускающего возможности поиздеваться надо мной. Брат то ставил подножку, когда я мог нести с кухни тарелки, чтобы мать разложила скудную еду, то он мог что-то украсть и свалить вину на меня. А что взять с ребенка шести лет, который ведет себя как не от мира сего? Отец после очередной лжи Андрея качал головой, отгонял по неизвестной причине меня прочь в угол, где я мог простоять до утра, пока родитель не сжалится и не отправит поесть и поспать. Слезы обиды жгли глаза, когда брату удавалось затуманить мозги отцу. Мать всячески пыталась приободрить, не словами – действиями: то принесет с работы в поле колосок, то испечет плюшек, посыпав мою сверху сахаром, которого обычно не хватало. Как я мечтал, чтобы остались только она и я… вдвоем…

– Да