Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова Страница 38

class="p1">Он почти перестал бояться смерти, но гнев успокоить не мог. Чуть ли не каждую ночь Антон прокручивал в голове сцену, в которой он отдавал долг бабе Глаше – и всё было хорошо. Все были счастливы. Но вместо старухи неожиданно возникал образ её старого дома, двора, белья на верёвке. Кто-то стоял в дверях летней кухни и качал головой, будто с сожалением. Антону хотелось броситься туда – быстро и ловко, как в юности, когда он был лучшим баскетболистом школы, – но кружащиеся вокруг нити не давали этого сделать. Они цеплялись за ноги, лезли в рот, опутывали пальцы. Антон видел, как к летней кухне идёт баба Глаша, цокает, по обыкновению, и что-то вяжет. Он пытался добраться до неё, пытался что-нибудь сказать, крикнуть, но нити окутывали его, точно кокон. На этом месте Антон просыпался, полный гнева и отчаяния, полный желания жить, – он кашлял кровью, хватался за горло и вспоминал, что умирает.

Когда он увидел бабу Глашу через шесть лет после её исчезновения, то сразу понял, что хочет сделать. Первое желание – самое правильное. Это потом появились сомнения, но Антон выпил для храбрости водки – сразу четыре рюмки, не заметив, залпом, и пошёл отдавать долг.

Рядом шла Варя. Хорошо хоть не задавала вопросов, почему отец повёл её не в школу, а куда-то на край деревни. Дочка вообще росла молчаливая и какая-то покорная, что ли. Всё время сидела со своими задачками и учебниками, ковырялась в формулах, решала уравнения. Заучка, одним словом.

Антон взял именно её, а не бойкую, болтливую Машу. Маша бы просто так не пошла, забросала бы вопросами, попробовала бы звонить маме – и тогда бы Антон не выдержал натиска и отступил. Жена ничего не знала о возвращении бабы Глаши. Ей и не надо было знать до поры до времени…

– Мы ненадолго, – почему-то тараторил Антон, хотя Варя не спрашивала, а шла себе рядом, будто так и надо было. – Познакомлю с бабушкой, пообщаетесь. В школу сегодня можешь не ходить. Что там интересного?

– Математика.

– Ну, математика – дело такое. Догнать всегда можно. Не убегут от тебя формулы эти, уравнения, квадраты гипотенузы.

Голос дрожал. Антон разгонял ненужные мысли, как стаю назойливых мух. Сейчас не нужно было ни о чём думать. Он хотел жить – и это главное. А вопрос с долгом давно решён. Его надо отдать, тут даже обсуждать нечего.

Однако, чем ближе был дом бабы Глаши, тем сильнее Антону хотелось вернуться. Схватил бы Варю в охапку и бросился бы бежать прочь… Куда? Вот вопрос. Да и сил бы не хватило бежать. Сдох бы на стометровке, захлебнувшись кашлем.

Тут, как назло, подкатил очередной приступ. Антон наклонился, уперев ладони в колени, принялся выхаркивать кровавые сгустки. Кровь пошла ещё и носом, к этому он давно привык. Варя терпеливо ждала.

Горло жгло и царапало изнутри. Если пару лет назад казалось, что это чьи-то коготки, то сейчас ощущение было, будто по горлу трут крупной наждачной бумагой.

Антон прокашлялся, вытер лицо влажной салфеткой.

– Пойдём. Недалеко осталось.

Они свернули в тупик, метров через двести упёрлись в покосившуюся калитку.

– Я, кажется, знаю, что это за место, – неожиданно сказала Варя, и Антон вздрогнул.

– Конечно. Знаешь. Горел дом. Всей деревней тушили.

– Нет. В школе у нас болтают разное… Как будто тут ведьма жила. Или что-то такое.

– Ага, ведьма. Ещё скажи, что она младенцев на ужин ест, – усмехнулся Антон и повторил. – Пойдём.

Во дворе пахло чем-то неприятным: гарью, гнилью, разложением. Антон вспомнил, как помогал грузить в машину обгоревшие тела двух алкашей, и тогда запах стоял примерно такой же. К горлу подкатила тошнота.

Он заметил какое-то движение на крыльце и увидел сначала Филиппа, а потом старуху. Оба вышли из темноты дверного проёма. Бабка что-то вязала, нити тянулись в глубину дома. Филипп тут же отошёл в сторону, пряча взгляд, сгорбившись, втянув голову в плечи. Он знал, что будет дальше. И Антон знал. И баба Глаша тоже.

На мгновение показалось, что двор стал таким, как прежде – из сна. Вон там висело бельё. Вот тут стоял стол. А дальше в глубине летняя кухня, которую давно уже разобрали. И сам Антон – восьмиклассник – смотрит на Филиппа, которому не повезло оказаться в плохом месте в плохое время. В тот весенний вечер Филипп вернулся от бабы Глаши не таким, как был. Что-то в нём изменилось. Он рассказывал, что старуха ничего такого ему не сделала. Провела в дом, накормила борщом и пирожками с луком и яйцом. Милая такая старушка, улыбчивая. Затем Филипп стал ходить к ней чуть ли не каждый день. Помогал с уборкой и ремонтом, занимался хозяйством. Он забросил учёбу и баскетбол, был постоянно занят. Антон не следил за его судьбой, но в деревне всегда бродили слухи, и кто-то рассказывал, что бабка пообещала Филу громадное наследство, другие говорили, что Филиппа околдовали, а третьи рассказывали, что он на самом деле бабкин сын. Суть была в том, что он остался после одиннадцатого класса в деревне, хотя вполне мог уехать, и продолжал наведываться к старухе, будто между ними действительно была какая-то связь.

– Привет, счастливчик, – сказал Антон негромко. Холодный ветер швырнул в лицо горсть сухих листьев.

Филипп не ответил.

– Повезло тебе. Не должен никому, – продолжил Антон. Водка била по мозгам и вроде бы делала храбрее, но одновременно поднимала из глубины сознания все страхи, которые Антон копил последние годы. – И правильно. Ты сколько лет сюда бегаешь? У тебя льготы должны быть. Чтобы и не умирать, и не отдавать ничего старухе, да? Это мы, простые смертные, выбор должны делать. А у тебя всё подхвачено.

– Я тебя помню, – вмешалась баба Глаша. В её руках звенели спицы, но непонятно было, что именно бабка вяжет. Что-то пока ещё бесформенное. – Рада, что пришёл. Должок отдавать надумал? Это верно. Я как раз о долгах думала. Много их скопилось. Разных. Больших и маленьких.

– Наша сделка нечестная, – пробормотал Антон, неосознанно крепко сжимая маленькую ладонь дочери. – Я собирался сделать всё, как договаривались. А ты исчезла.

– Сделка есть сделка, – негромко сказала баба Глаша. – Вы с женой своё получили, а значит, и моё отдать надобно.

Горло Антона снова разорвал болезненный кашель. Он попытался его сдержать, но не смог – кровь брызгами усеяла потрескавшийся и заросший травой асфальт. В висках застучало. Антона согнуло пополам, он кашлял несколько минут.

В этот момент почему-то отчётливо всплыла в голове бабкина поговорка, с которой она