Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова Страница 36

– Не знаю. Дел полно.

На самом деле никаких важных дел у Антона не было. Он купил в аптеке мазь, растёр ноющее колено и до вечера валялся перед телевизором. Боль утихла, захотелось размяться, Антон вышел на задний двор и кувыркался на турнике, пока не вспотел. Он всё время думал о ведьме, представлял, как она забирает младенцев, несёт домой, а потом ест, будто курицу или утку, на ужин.

Мысль была пугающе реалистичная, потому что Егор, конечно, врун, но днём говорил совершенно серьёзно, это было видно. И даже если баба Глаша не ест детей, то что она с ними делает? Зачем ей новорожденный?

В конце концов, Антон не выдержал и отправился к Егору около семи часов, когда солнце уже начало потихоньку клониться к закату. Небо – с утра прозрачно-голубое – становилось бледным, серым, а над крышами домов на западе будто разошлось на лоскуты красных оттенков.

– Пришёл! – обрадовался Егор. – Мы как раз собирались выдвигаться. Тётя Валя ушла минут десять назад.

Рядом с Егором стоял восьмиклассник Филипп. Антон знал его по баскетболу – к пятнадцати годам Филипп вымахал до внушительных метра восьмидесяти и отлично стоял в обороне.

– А ты тут зачем? – брякнул Антон, пожимая протянутую ладонь.

– Он на обмен пришёл. Ну, я его и подтянул в нашу компанию, – ответил Егор. – Втроём вообще ничего не страшно, да?

Антон вспомнил, что Филипп хотел обменяться с Егором велосипедами. У Егора был почти новенький, складной, а у Филиппа старый, но зато дорогой, привезённый откуда-то из-за границы. Егор хотел его разобрать, привести в порядок и завоёвывать сердца девушек у местного ДК.

Они пошли вдоль дворов по едва приметной тропинке. За заборами лаяли собаки. Антону было неуютно, но он никак не мог понять причину. Боялся, что ли?

– Я тоже слышал эту историю про бабу Глашу, – внезапно сказал Филипп. – Мама как-то папе рассказывала. О том, что у неё вместо зубов – вязальные крючья. Люди ей приносят в жертву детей, а она вцепится вот так в ребёнка крючьями и тащит.

– За бочок, – хихикнул Егор.

– Пацаны из моего класса как-то хотели к ней забраться. Сунулись к забору, а она из калитки выбежала с хворостиной и давай их хлестать по спинам. Еле убежали.

– Кончайте нагнетать! – не выдержал Антон. – Вон её дом.

Дом стоял в тупике, прятался от посторонних глаз пышными кустами сирени. Видна была только крыша, где старый шифер давно покрылся коричневым и зелёным мхом, да ещё часть тоже старого и кривого забора.

Метрах в десяти от дома заканчивался асфальт, и дальше вилась пыльная грунтовая узкоколейка, упирающаяся, судя по всему, прямиком в калитку. По этой узкоколейке шла тётя Валя – шла от дома ведьмы. Выглядела она странно: лицо было бледное, будто без единой капли крови, руки болтались вдоль тела, губы тряслись, да и вся тётя Валя тоже тряслась.

– Плачет она, – шепнул Егор.

Остановились в стороне, не решаясь сойти с тропинки. Сдвинулись под ветви липы, в серость.

Тётя Валя прошла мимо, не заметив ребят. Действительно плакала. Старые тапки на ногах шаркали, поднимая пыль. Руки тёти Вали были расцарапаны, и из царапин капала кровь. Только сейчас Антон заметил две тонкие прерывающиеся красные линии в пыли, убегающие в сторону дома бабки Глаши.

В этот момент ему совершенно расхотелось куда бы то ни было соваться.

Тётя Валя скрылась за поворотом, какое-то время было слышно только шарканье, но потом и оно затихло.

– Пойдёмте, – шепнул Егор и первым зашагал по тропинке к дому.

– И что делать будем? – спросил Антон, догоняя Егора.

– Калитка открыта, видишь? Заглянем внутрь, посмотрим.

– А если бабка действительно, ну… того.

– Что? Ребёнка ест? Тогда свалим отсюда нафиг и в милицию позвоним. Будь она хоть какой ведьмой, а если её поймают с поличным, не отвертится.

– Если только она нас раньше не поймает…

Егор повернул к Антону остроносое, взволнованное лицо.

– Ты испугался, что ли? Такой большой, накачанный и испугался старуху?

– Нет. Просто мозгами пораскинул. Даже если ничего такого там нет, что мешает ей взять хворостину и тоже нас отлупить?

– Ну и ты сразу растаешь, если тебе пару ударов перепадёт? Кончай ныть. Пошли. Кто последний – тот мертвец.

Егор зашел первым, за ним Антон, осматриваясь. Филипп замешкался у ворот.

– Что-то живот заболел, – испуганно произнёс он.

Небольшой ухоженный двор вроде бы был пуст.

Тень от крыши наискосок разрезала щербатый асфальт. На проволоке висело сохнущее бельё, чуть поодаль стоял деревянный стол, сразу за ним высилась кирпичная летняя кухня. Из приоткрытого окна кухни на Антона смотрела бабка Глаша.

В затылке у Антона похолодело.

– Вроде, никого, – шепнул Егор. – Давай дом обойдём, в окна заглянем, да? Антоха, слышишь?

Бабка Глаша качнула головой. Старческие потрескавшиеся губы расползлись в улыбке, собирая в уголках рта глубокие морщины. Антон увидел ржавые вязальные крючья. Мелкие. Острые. Торчащие в стороны.

Он моргнул, и видение исчезло. Зубы у бабки были обыкновенные, жёлтые. Но улыбка от этого не стала менее зловещей.

– Вон она! – вскрикнул Филипп откуда-то из-за спины.

Бабка уже выскакивала из дверей. Она оказалась как-то чересчур проворна для старухи. Егор матернулся сквозь зубы и бросился вон из двора. Антон тоже развернулся, увидел Филиппа, застывшего с открытым ртом. Филипп будто смотрел куда-то за спину бабки, за дверь, внутрь кухни.

Егор задел плечом забор и исчез на улице. Ждать не будет, сволочь.

– Стойте, мои хорошие! – закричала баба Глаша дурным голосом. – Куда же вы, гости нечаянные? Проходите, не стесняйтесь! Накормлю, напою, ха-ха-ха!

Антон рванул к калитке, но вдруг болезненно хрустнуло колено – то самое – подкосилась нога, Антон упал на горячий асфальт, сдирая кожу с ладоней.

Закричал Филипп. Антон кувырнулся, кое-как, нелепо, выставил перед собой руки, словно хотел защищаться, увидел бабу Глашу, стоящую возле Филиппа, возвышающуюся над ним, будто ростом она была метра три, не меньше. Её тень ползла по асфальту, растекалась вокруг, похожая на нефтяное пятно. Филипп продолжал кричать.

– Голубок мой, родненький. Знаю, знаю, кто таков, – причитала баба Глаша, каким-то невероятным образом перекрывая крики. – Пойдём в дом, раз пришёл.

Антон не помнил, как оказался на ногах. Он попятился к калитке, всё ещё выставив перед собой руки. С ладоней капала кровь. Почему-то Антон был уверен, что упрётся спиной в забор, что все выходы уже давно перекрыты, что с этого двора он больше никогда не выберется.

В руках у бабки мелькали спицы. Дрожащая нить тянулась через двор к летней