Призрачная империя - Рина Харос Страница 31

площадь владений. Всюду росли высокие ели, каменные улочки были вычищены от снега. Мы прошли без меньшего две косых сажени, прежде чем пришли к нужному корпусу. Мужчина, вступив на крыльцо, топнул ногами, стряхивая снег, и приоткрыл дверь, вновь галантно пропуская внутрь. Войдя, я принюхалась – всюду витал запах травяного чая и омлета.

Должно быть, мужчина привел меня в корпус для прислужников монастыря. Я опустила руки и соединила ладони спереди, окинув любопытным взглядом просторные стены, которые были усеяны небольшими иконами и свисающими с ржавых гвоздей горящими лампадами.

– Я распорядился, чтобы Гришу привели сюда.

– Да? Как прекрасно, только я и не заметила, когда вы…

– Мама!

Звонкий голос сына раздался за спиной. Обернувшись, увидела запыхавшегося Гришу, стоящего в дверях в расстегнутом настежь тулупе. С лица не сходила улыбка, руки дрожали от волнения, когда он пытался стянуть одежду и сапоги. Когда Грише удалось это сделать, он, чуть ли не подпрыгивая, подбежал и обхватил за располневшую от родов талию и крепко обнял. Я всхлипнула и провела по черным как смоль волосам сына, которые отросли и теперь касались хрупких плеч ребенка.

– Оставлю вас ненадолго – пойду распоряжусь, чтобы оставили свободный стол. Отобедаем втроем, никто не против? – как бы невзначай спросил незнакомый мужчина, а после того, как в ответ ему были всхлипы, добродушно махнул рукой и скрылся за дверьми, из которых доносился запах еды.

– Мой мальчик, как ты вырос за эти два года!..

Гриша вскинул голову и посмотрел пронзительными зеленовато-голубыми глазами, в которых, казалось, отражалась замерзшая летняя трава.

– Я так рад тебя видеть.

Не знаю, сколько мы так стояли, обнявшись, смотря друг другу в глаза, безмолвно говоря о том, как сильно скучали и любили все это время. Я никогда не была хорошей матерью, не пыталась отстоять интересы своего дитяти, но слова гадалки не выходили из головы: великое будущее, тот, кто сможет изменить привычный уклад, станет вершителем судеб, которого будут почитать Бог и Сатана.

– Как ты, сынок? Никто не обижает?

Гриша напрягся, поджав губы, а затем улыбнулся:

– Все хорошо. Две недели помогал отцу Дмитрию лечить мальчиков.

– Надо же! И как, успешно? В чем заключалась помощь?

Я не могла понять, что не так. Сын отводил взгляд и потом вовсе убрал руки, опустив их вдоль тела.

– Помогал приносить бинты и делать спиртовые повязки от лихорадки, растирал кожу, чтобы сбить температуру.

Я открыла рот, чтобы спросить, изменилось ли что-то у сына в отношении Бога, но на пороге вновь появился тот мужчина, что встретил около ворот священного места.

– Простите, что отвлекаю от душевного разговора, но на стол уже накрыли. Может, пройдем и поедим? Признаться честно, я безумно голоден.

– Да, давайте! – нарочито быстро отозвался Гриша и, встрепенувшись, на носках последовал вперед, прокладывая путь до небольшой столовой. Незнакомец в молчаливом жесте указал на мои ботинки. Спохватившись, я скинула их быстрым жестом и аккуратно поставила в угол, чтобы не мешались прислужникам, если те вдруг захотят сотрапезничать. Мужчина подождал, не стал окрикивать дитя и, поравняв шаг, вновь попытался завести разговор.

– Прошу простить мою рассеянность – возраст, сами понимаете… – мужчина виновато пожал старческими плечами и беззлобно усмехнулся, – отец Дмитрий, настоятель этого пансионата и по совместительству учитель Гриши.

– Правда? – От новостей по телу пробежался нервный ток, отчего я в очередной раз начала теребить кончик платка, покрывающего голову. – Сын почему-то немногословен, но сказал, что помогал вам излечивать мальчиков, которых уложила в кровать хворь.

– …да, помогал… – От меня не скрылась секундная заминка священника. – Гриша оказался очень способным учеником. Признаться, рад, что именно он восполнил ряды воспитанников. Я уже и не рассчитывал на старости лет испытать давно забытое чувство.

– Какое?

– Гордость и веру в светлое будущее, как бы банально это ни звучало. Скажите, Елена, пока мы тут одни: есть ли у вас заветное желание, о котором вы никогда никому не говорили?

– Было бы грешно говорить, что нет, – поддавшись порыву, произнесла я, понизив голос, – но на то оно и заветное, чтобы о нем не знали.

– Но мне вы можете довериться.

– Я…

Отец Дмитрий резко остановился и коснулся моего плеча, развернув к себе лицом. Его глаза были точь-в-точь как у Гриши. Морщины разгладились, седые волосы на мгновение подернулись черной поволокой, искажая черты. Тело налилось странным чувством – будто кто-то пытался проникнуть в голову и вселить другие мысли. По коже побежали мурашки, когда мужчина улыбнулся и повторил свои слова, сказанные ранее.

– Мне вы можете довериться.

Пыталась противиться непонятному чувству, но чем сильнее и яростнее ограждалась, тем крепче становились силки.

– Я хотела бы остаться здесь, в монастыре, но чтобы не в укор семье. Порой думаю о том, что бы случилось, не выйди я замуж за Ефима и не роди детей. Но сейчас, с высоты прожитых лет, понимаю, что не смогу прожить и дня.

– Без кого? Мужа, детей?

– …Гриши.

Ужасающая правда сорвалась с уст – охнув, почувствовала, как вновь могу контролировать слова и действия. Прикрыв рот ладонью, посмотрела на отца Дмитрия, которого, судя по всему, не смутил мой ответ – он задумчиво постучал указательным пальцем по дряблому подбородку и посмотрел куда-то сквозь.

– То есть, если бы была возможность, вы стерли бы память домочадцам, перебрались в монастырь и стали проживать рядом с младшим сыном?

Я не ответила, только кивнула.

Отец Дмитрий выпустил мое плечо из хватки, пригладил обеими руками белоснежную рясу и последовал в столовую. Растерянная, я шествовала за ним, не понимая, что делать и что сказать, чтобы не потопить себя еще глубже в пучину пороков: нельзя любить детей по-разному, каждый рожден от плоти твоей и нуждается в том, чтобы на протяжении сей жизни быть рядом.

Наконец-то вдали, в аркообразном проеме, замелькали люди с грубо вытесанными деревянными подносами, где стояли стаканы и пара тарелок. Просторная столовая с множеством столов и окон, которые выходили на четыре стороны; стены выкрашены в сероватый цвет, который, к удивлению, не нагонял тоску. Пол местами облез – от постоянного шарканья стульями краска коричневого оттенка сходила полосами. Деревянная мебель была выполнена просто, но на совесть.

Люди сновали туда-сюда, напоминая рой мошкары, что слетается на прогнившие яблоки. Среди толпы смогла отыскать Гришу, который сидел в углу столовой и махал рукой, зазывая. Я взяла поднос и встала за старушкой, едва доходившей мне до ключиц. Она шаркала тапочками и улыбалась каждому, кто встречался с ней взглядом, протягивая из дырявого кармана леденцы, которые смогла донести.