Коты-колдуны - Кирилл Баранов Страница 26

там вон купец сидит. Его спрашивают: чего пришел, носяра. Он говорит: на базар, яблоки привез, смородину. А воротники: яблоки и смородину до свидания. За яблоки и смородину теперь сбор по серебрянику за жменю. А купец говорит: я, говорит, за жменю-то серебряника не выручу, куда же такой сбор платить? А воротники: вот и здравствуйте. У нас приказ. Теперь яблоки и смородину продают те, у кого в карманах не пусто. Вот он и сидит с утра и торгует в очереди, чтоб дальше не тащить.

Прошло полчаса. Очередь не сдвинулась ни на шаг, а у котов уже в головах мутилось от возобновившейся беседы двух придорожных мужиков:

– Долго ждем!

– Что ж делать?

– Надоело!

– Ну ничего…

– Слишком долго.

– Подождем, что уж.

– Поехали дальше, – шепотом произнес Пузырь.

Кошачья повозка объехала столпившихся в конце очереди людей и покатила себе как ни в чем не бывало мимо зевающих купцов, мимо страдающих от безделья крестьян, мимо сварливых женщин. Лишь раз лезущим напролом котам надумал помешать какой-то усталый стражник, охранявший богатую повозку, но и он отступил, увидев котов на козлах. На них вообще смотрели с пониманием. Коты, что с них взять? Все равно им никто не указ…

Таким образом добрались почти до самых ворот. Рва вокруг Старого Бора не было, и перед стенами бродили воротные стражники и какие-то чиновники с бумагами, иногда что-то рисовали чернилами, но, как правило, просто листали, читали и листали дальше, морща носы. Со стороны города стражники задержали купца, везшего редьку для продажи куда-то в соседнее поселение. Овощи осматривали по одному, ощупывали, раскладывали по ящикам… Снаружи же ворот переминался с ноги на ногу крестьянин с тихой клячей.

Красный, наморщенный стражник задирал лошади ногу, а чиновник показывал пером на подкову. Крестьянин прищурился от напряжения.

– Вот, гляди, видишь? – сказал чиновник. – В углу почти стерлось, куда ты лошадь тащишь?

Лошадь покачнулась и попыталась высвободиться – она была нагружена мешками в три слоя.

– И отворот гнутый, что это такое? – продолжал гнусить чиновник. – Здесь еще хорошо, что шляпку гвоздя видно, не то, что на предыдущем копыте. Переделывай. Я такую лошадь не пущу, запрещено.

– Да что же так? – крестьянин отстранился и странно задвигал руками. – Как не пущу? А третьего дня пускали.

– А сегодня у нас не третьего дня, сегодня у нас сегодня, – чиновник говорил так, будто тер кожу шершавым языком. – Подковы нужно сменить, все написано в указе. И уздечка грязная, я говорил. Пятен быть не должно. Если не оттираются пятна, купи новую. С грязной уздечкой в нашем городе ходить нечего. Хорошо бы всю сбрую сменить.

– Это же разве грязь?

– И вообще, ты для чего лошадь к воротам привел?

– Как? А что?

– Крестьянскую лошадь ставить нужно в посадской конюшне. Чего ты ее сюда притащил?

– Посад далеко, – крестьянин растерялся и смотрел на всех по очереди. – Я всегда ее в город вел.

Посад в Старом Бору располагался на другом берегу реки.

– Этого делать нельзя, запрещено!

– Но я заводил, никто не запрещал…

– Никто не запрещал, а я запрещаю. Нельзя.

– Как так нельзя, если я заводил?..

– Очень просто. Написано по-человечески – запрещено. Значит, запрещено. Нельзя.

– Но я лошадь заводил, тогда, выходит, можно.

– Вы ее, может, и заводили, но делать это запрещено!

– А если запрещено, чего же я заводил? – совсем запутался крестьянин.

– Коли уж запрещено, так, может, и не заводили?

– Как же, раз уж заводил…

– Выходит, значит, что и не заводили…

– Но я заводил!..

– Или все же нет, – на лице чиновника было мертвое спокойствие, такое лицо можно на дорогу вместо камня класть.

Из фургона высунулась растрепанная голова Уруськи. Глаза – краснющие, бесноватые.

– Я сейчас с ними договорюсь, – сказал не слишком уверенно Трофим и спрыгнул с места возницы.

Уруська вылезла на козлы со Сраськой в руках.

Трофим оглянулся и подошел к одному из бездельничавших, по мнению кота, чиновников. Тот что-то читал в бумагах и поглядывал исподлобья на подмастерья, который привез в город на ремонт поломанные колеса телег и сидел такой мрачный и злой, что того и гляди – лопнет.

Трофим что-то сказал, чиновник ответил, не глянув на кота. Трофим сказал еще что-то. Наконец завязался некий короткий разговор, в середине которого кот вынул из пояса маленький мешочек и, вытянувшись на двух ногах, протянул его собеседнику. Тот, однако, мешочек не принял и с совершенно не людской физиономией сунул его обратно Трофиму. Трофим, вообще, был хорошо потертым калачом, он не раз имел дела с разного рода сановниками и знал, что у тех в жизни нет ничего, что бы они любили больше взяток. Поэтому он, ничего не говоря, снова подал тот же мешочек чиновнику. И снова получил его обратно. Трофим нахмурился. Чиновник качал головой.

– Ближе, – прошептал Пузырь, и лошади сами потихоньку приблизились к воротам.

Теперь сидящие в повозке могли разобрать, о чем говорили воротный бюрократ и кот.

– Встаньте в конец очереди, – говорил чиновник, неодобрительно косясь на Трофима. – Я не могу пропустить вас вне установленного порядка. Это запрещено.

– Зачем думать о том, что запрещено, когда я даю вам мешочек? – заговорщически произнес Трофим, но голос у него стал неуверенным.

– Мне запрещено брать мешочек.

– А вы возьмите его, когда никто не смотрит. Если никто не видит, то как будто и не было, а если не было, то и не запрещено.

– Если и не было, все равно запрещено.

– Так ведь мешочек не пустой.

– Не пустой мешочек брать тоже запрещено.

– Но ведь хочется.

– Хотеть запрещенного мне запрещено.

Трофим судорожно почесал нос.

– Я сейчас начну колдовать матом, – предупредил Лишайный, он сидел весь напряженный, тронешь – а он как из дерева. – У меня от здешней дурости в глазах двоится.

– Надоели! – сказала Уруська, вообще пылкая и несдержанная, которую все что угодно могло привести в возбуждение.

Она положила Сраську себе на плечо – задом к несговорчивому чиновнику.

– Давай шарахнем их огненным шаром! – предложила Уруська и подняла оторопевшему коту хвост. – Стреляй!

– Опусти меня, – попросил Сраська. – Даже мне стыдно.

– Трофим, хватит, иди сюда, – позвал Пузырь.

Трофим вернулся тоскливый, как побитый.

– Ничем его не возьмешь, – посетовал он.

– Сейчас, – сказал Пузырь и полез в фургон.

Внутри что-то зазвенело, а минуту спустя Пузырь вернулся с маленьким мешочком на шее.

– Держитесь крепче, – сказал он, посмотрел на Уруську, восхищенно ждавшую какого-нибудь колдовского урагана, а потом просто вынул из мешочка несколько зерен и бросил на землю в стороне от фургона.

Впрочем, бросать ему пришлось несколько раз, потому что кошачьей лапой много