Опасные видения - Коллектив авторов Страница 146

Крис Невил (может ли быть лучше имя для писателя? В смысле, если бы у вас был выбор прославиться под именем «Бернард Маламуд» или «Луис Очинклосс», вы бы разве сами не выбрали «Крис Невил»?) родился в Кертейдже, штат Миссури, в 1925 году, служил в армии США во время Второй мировой войны, получил диплом по английскому в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе в 1950-м. Его первый фантастический рассказ вышел в 1949-м («Длань с небес» – The Hand from the Stars, в журнале Super Science Stories), с тех пор Невил продал еще пятьдесят с лишним. И некоторые – ну очень странные.

Уже одиннадцать лет Крис занимается исследованиями и производством эпоксидных смол. Вот что в ремесле называется «произведение, от которого буквально не оторваться». Простите за шутку.

В соавторстве с Генри Ли он выпустил об этом две книги, в издательстве McGraw-Hill, причем одна (32,50 доллара, если вам вдруг надо) – это огромный том, задуманный как исчерпывающий труд на тему. К тому же он вместе с доктором Ли и доктором Стоффи написал опус о новых термопластических высокополимерах, запланированный к выходу в этом году. Принимал участие в ряде симпозиумов и в составлении энциклопедий, держит «патент предприятия с семизначной прибылью». Его последняя должность – руководитель проектов по исследовательским и производственным контрактам, где один из самых интересных связан с заказом Национального института здравоохранения и касается применения пластмасс в стоматологии.

Крис – автор одного фантастического романа, «Неземляне» (The Unearth People), с начала 1966 года – писатель на полную ставку. Проживает в Лос-Анджелесе с женой и детьми.

Из государственной типографии

Крис Невил

В три года с половиной кажется логичным, что взрослые носят очки, чтобы держать глазные яблоки в тепле. Ведь «холодные глазные яблоки» – взрослая болезнь ничем не хуже многих других таких же загадочных взрослых болезней.

Взрослые всегда говорят слишком громко. Сверхзвуковой хлопок в сравнении с шепотом. Маленькие ушки могут слышать движение молекул воздуха в тихую ночь, когда прислушиваются к чему-то другому.

Взрослые живут слишком быстро. За мышление у них сходит привычка. Нажать на кнопку. Слушать. Нажать на кнопку. Слушать. Выдвинуть ящик. Сейчас один из больших гадов делает все это, не задумываясь, его даже не волнует, что там есть, только ищет что-то конкретное и задвигает ящик и на самом деле даже ничего в нем и не видит. А крошечные ручки, глазки заглядывают за край – и видят в выдвинутом ящике целый странный маленький мир. Да всего времени не хватит, чтобы познать его содержимое. Остановите станок. Вот что-то похожее на ключ. Вы гляньте, какой большой. Ого! И что только за дикий поверхностный жук к нему прилагается? Просто огромный! Никто не видел такого большого. Где же его держат?

А вот еще интересное: штука, которая явно ни для чего не нужна. У нее есть подвижные части, но она ничего не делает. Никуда не подключается. Наверняка ее сделали кролики. А курицы делают яйца.

– Так, вылезай из ящика! А ну положи!

Вот и она. Так и знал. Хорошего понемножку. И кому я мешал? Спросишь, в чем дело, они только отмахнутся. Нажать на кнопку. Слушать. Рассказывай свою чушь. Может, она просто уйдет. А это что за штучка? Выглядит интересно. Может, это…

– Убирайся оттуда!

Вот черт! Попробую с ней договориться. Может, хоть разговор заведу.

– Там конфета.

– Нет там никакой конфеты.

Вот откуда она знает? Ну прям, нет конфеты! Боже, да вы только гляньте, сколько там всего. Откуда она в принципе может знать, что конфеты нет? Она даже не посмотрела. Это даже не ее ящик. А папин.

– А это для чего?

– Это не конфета. Положи.

Не повезло. Но иногда до них можно достучаться, если говорить о конфетах. В основном, вот как сейчас, они вообще не думают. Возьму и заплачу. Начну тихо: в этом деле разгоняться можно долго. Сначала один пузырь соплей, другой, ва-ва-а. Чувство неприятное, но увлекаться не стоит, быстро выгоришь. Может, держаться придется долго, начинать не торопясь. Она выжидает, гадает, насколько я серьезен. Это просто, если не торопиться. А когда разгонишься, там уже подхватывает организм: закрываешь глаза и слушаешь. Прелестные звуки. Как пение. Хороший голос. И какое разнообразие, тут тебе и низкие ноты, и высокие. Я так могу хоть целый день.

В три с половиной ты здесь уже целую вечность – и не видел ничего хорошего, ни капли.

Все и всегда слишком большое. Тяжелое, неповоротливое. Как же устаешь! Все не того размера. А они большие и глупые, с ними не поговоришь ни о чем важном. Да кого там волнует, как делают детей? Но посмотреть все-таки хочется, а тебе не дают. Лежишь, не спишь, и ждешь, и ждешь, и ждешь, пока они шепчутся – громко, как сверхзвуковой удар: «Он спит?» Закрыть глаза и ждать еще. Может, они боятся, что я над ними посмеюсь: наверняка они глупо выглядят.

Но надо слушать, тогда поумнеешь. Просто стараешься не умнеть. У них есть особая книжка. Хотя иногда не книжка – а как выдвижной ящик, прямо сейчас. Они не злые, просто глупые, иногда.

Но что за гадости они вытворяют с этим своим книжным заговором. Как меня замучили, приучая к туалету; они собирались меня смыть. Я думал, точно смоют. Правда верю, что могли бы. Я прям писался от страха. Но, к счастью для меня, что-то у них не сложилось, меня не смыли. Наверно, надо быть им благодарными, я все-таки еще здесь. До сих пор не знаю, почему не смыли. Явно же собирались.

Бывает и что похуже. Что со мной вытворяют по ночам – вы не поверите. Однажды я всю ночью уснуть не мог, все выжидал. Пришлось досыпать днем. Теперь-то получше. Я высыпаюсь. Я спрашивал других во дворе; мы общаемся. У нас и пара слов значит очень много. Мы знаем больше слов, чем можем правильно применять, поэтому те, что знаем, работают вдвойне. У их родителей тоже есть особые книжки.

Я постоянно боюсь, что с моим пенисом что-нибудь сделают. Холодным потом покрываюсь от одной только мысли. Вот почему мне так страшно по ночам. Ну, одна из причин.

Раньше я пытался с ними подружиться, пока не постарел. Однажды залез к ним в постель. А у них была сигнализация – то ли им прислали с книжкой, то ли вместе с каким-то курсом, который им приносит почтальон. О, как же эта сигнализация заорала,