Многоликий Янус - Светлана Малеёнок Страница 95

Так, теперь мне осталось воды набрать и… переодеться во что-нибудь похуже. Как же мне бы сейчас пригодились мои любимые треники и до чего же не удобны длинные юбки! Никогда их не любила.

Воду для мытья полов, нужно было набирать в колодце, неподалеку от дома. Но, чтобы мне не пришлось выходить под дождь, Глафира показала мне большую деревянную кадушку с водой, приготовленной для кухонных нужд. А также, по моей просьбе, причитая, да охая, предоставила комплект одежды для горничной, состоящий из грубого светло-серого платья и белого передника. Передник я не стала одевать, зато платье, мне показалось довольно удобным для уборки. Его юбка не была пышной, а длина, доходила всего лишь до середины икр, что, судя по всему, являлось чуть ли, не мини для этого времени.

— Барыня, негоже вам ручки белые марать! Князь будет недоволен! – продолжала охать повариха.

— Судя по тому, какую он мне «шикарную» спальню выделил, думаю, он будет даже доволен, что я и веду себя как служанка! – хмыкнула я и направилась в холл.

Оглядевшись, решила начать сверху. Истребовав у Тимофея складную деревянную лестницу и расположив ее под большой рогатой люстрой, намочила тряпку и, ловко забравшись наверх, принялась вытирать пыль с пузатых белых плафонов.

Дворецкий только покачал головой и тихо удалился. Дома я привыкла делать уборку под музыку, включив какой-либо музыкальный телевизионный канал. Здесь же, у меня не было такой возможности, потому я начала тихонько напевать свои любимые песни. Холл был большой и почти без мебели, поэтому, акустика здесь оказалась на зависть Большому театру. И еще я неожиданно обнаружила, что у Авроры очень красивый голос, довольно низкий, мягкий, с приятной легкой хрипотцой. Я тихонько пела любимые песни Любови Орловой, прислушиваясь к его звучанию и изучая приятный бонус к своей красивой внешности. Под собственный аккомпанемент, я ловко натирала люстру и громко пела:

— Радость поет, как весенний скворец,

— Жизнь и тепла и светлаа…

— Если б имела я десять сердец,

— Все бы ему отдалаааа!

На самом душещипательном моменте, входная дверь открылась и, отряхиваясь от льющейся с одежды воды, в дом вошел молодой хозяин. Увидев свою жену в простом сером платье, с заплетенными в косу волосами, вместо обычной высокой прически, взгромоздившуюся под самый потолок и с тряпкой в руке, он икнул и хрипло произнес:

— Что здесь происходит?

Глава 56. Чудесное преображение

Князь Оливер Райли

Проснулся я рано, за окном лил дождь, но разлеживаться в постели желания не было. Голодным я себя тоже пока не чувствовал, так как поужинал вчера очень поздно. Жажда деятельности просто бурлила во мне, требуя выхода, и хотелось как можно скорее начать планировать ремонт дома. Зная, что управляющий имением встает рано, я быстро привел себя в порядок, и, накинув на себя епанчу[1], вышел из дома. Дождь хлестал тугими струями, собираясь в полноводные ручьи. Я быстро продрог, так как дождевая вода уже была по-осеннему холодной, но домик управляющего, находился совсем рядом и вскоре я стучался в его дверь.

Прохор встретил меня уже одетым, по всему было видно, что он давно на ногах. На столе тихонько пыхтел тульский самовар, новинка, подаренная мной, на его именины. Прохор, остался очень доволен этим подарком, и теперь, главным богатством и украшением его маленького домика, был медный, в виде изящной вазы с двумя витыми ручками, самовар.

— Проходи, князь! – гостеприимно махнул Прохор рукой, указывая на лавку, и словно пропал для мира, продолжив священнодействовать у самовара, засыпая в него ароматные стружки, шишки и какие-то травы.

— Ммммм…., — засопел он носом, принюхиваясь. – Чуешь, какой дух пошел!? – управляющий, поводя носом, поднял лицо вверх, от чего его кудрявая борода, уставилась в потолок.

Как не терпелось мне начать обсуждать с ним план ремонта особняка, но я знал, что без хорошего чаевничания, толку от Прохора не будет. Я приготовился терпеливо ждать, хотя, после того, как он достал из печи, сложенные аккуратной стопкой завернутые блины с начинкой, я почувствовал, что мой желудок уже проснулся и готов к началу трудового дня.

— Неужто сам напек? – удивился я.

— Да, нееееет, — довольно ухмыльнулся мужик, сверкнув хитрым карим глазом, — Глафира дала. Это они на завтрак с Авророй спроворили!

Я не сразу осознал, что услышал. Сначала, имя жены, показалось мне отголоском моего сна, так как после ночного посещения ее спальни, долго не мог уснуть, перед глазами так и стоял образ нежной и хрупкой красавицы.

— Что ты сказал? — насторожено переспросил я, уже внимательнее оглядывая управляющего и принюхиваясь, пытаясь уловить с его стороны запах самогона.

— Да, то и сказал, — хмурясь, пробурчал Прохор, — Аврора с Глафирой блины с творогом делали! – И с вызовом добавил, — ты дело пришел говорить, али бабские сплетни обсуждать? Если второе, то это не ко мне!

— Ладно, ладно, — примирительно произнес я, и потянулся к блюду с блинами, пытаясь представить, как гордая и высокомерная Аврора…, да ну, нет!

После вкусного и душевного чаепития, меня разморило и захотелось, улечься прямо тут, на лавке, но вспомнив забитый стройматериалами амбар, немедленно расхотелось.

Проговорили мы с Прохором часа два. По счастью, проблема с рабочими была решена, самое главное, что паркетчика я привез! Снова с неудовольствием вспомнил про дождь, который напрочь перечеркивал все мои планы. В такую погоду и вчерашних возниц в город не отправить. Нужно было посмотреть, как их устроили на ночь, ведь возможно, им придется повременить с возвращением домой, пока дождь не утихнет.

У Прохора епанчи не оказалось, что я взял себе на заметку, планируя, подарок ему на следующие именины, которые будут уже через месяц. Как раз к сезону дождей придется! Накинув мою епанчу на нас двоих, мы добежали до людской[2]. Отряхнув на крыльце от воды одежду, вошли внутрь. Я повесил епанчу в сенях, и вошел в помещение. Первое мгновение дыханье сперло от всевозможных не очень ароматных запахов, начиная от потных ног и заканчивая перегаром. Я нахмурился, но промолчал, не сейчас, хотя нужно будет с мужиками переговорить, а то, совсем распоясались без строго пригляду, когда отец