Целительница из другого мира - Ли Ан Страница 9

— Это мало… я знаю, мало, но… — она протянула монету неуверенно, явно ожидая отказа.

— Достаточно, — я взяла монету, сжала в кулаке. — И Анна — больше не слушай Аграфену. Придет еще раз с советами про кровопускание младенцам — гони в шею.

Женщина ушла, прижимая к себе ребенка, а я осталась стоять посреди мастерской. Первая маленькая победа. Ребенок выживет. Если, конечно, Анна не послушает местную знахарку и не начнет «лечить» по-старому.

Но это было только начало. За дверью уже собиралась очередь.

* * *

К обеду я приняла еще семерых.

Первой пришла старуха Матрена, восьмидесяти лет от роду — невероятный возраст для здешних мест. Шла медленно, опираясь на корявую палку, щурилась, пытаясь разглядеть дорогу. Катаракта обоих глаз — мутная пленка застилала когда-то карие глаза. Усадила ее на лавку у окна, где света было больше. Осторожно оттянула веко, осмотрела глаз при дневном свете. Зрелая катаракта, хрусталик полностью помутнел. В современной клинике — получасовая операция по замене хрусталика. Здесь — ничего не могу сделать, только капли из ромашки для снятия воспаления да совет держаться за стены при ходьбе.

Потом ввалился Иван-плотник, здоровенный мужик лет сорока. Держал левую руку правой, лицо серое от боли. Перелом лучевой кости, со смещением — определила по неестественному углу и хрусту крепитации при осторожной пальпации. Дала ему настойку мака для обезболивания, подождала, пока подействует. Потом — резкое движение, хруст, вправление. Иван взвыл, но руку не отдернул. Наложила шину из двух дощечек, туго прибинтовала льняными полосками. Объяснила, что гипса у меня нет, а доски — это «древний способ срастить кости правильно».

Две женщины пришли вместе, перешептываясь и краснея. «Женские проблемы», как они деликатно выразились. У первой, Дарьи, жены пекаря — классические признаки молочницы. Прописала подмывания отваром коры дуба и календулы, спринцевания слабым раствором уксуса. У второй, Прасковьи, матери пятерых детей — тянущие боли внизу живота. Похоже на эндометриоз, но без УЗИ не подтвердишь. Дала отвар крапивы и пастушьей сумки для уменьшения кровотечения, посоветовала больше отдыхать (та аж рассмеялась — когда отдыхать с пятью-то детьми).

Парень Фома, лет семнадцати, пришел с матерью. Стеснялся, отворачивался, пока мать объясняла — гнойник на шее, третий день растет, боль адская. Осмотрела — фурункул размером с грецкий орех, флюктуация при пальпации, кожа вокруг красная, горячая. Вскрывать надо. Прокипятила нож, протерла спиртовой настойкой. Фома побледнел, когда увидел лезвие. Дала ему деревянную палочку — зажми в зубах. Быстрый разрез, гной брызнул фонтаном — пахло мерзко, Фома чуть не грохнулся в обморок. Промыла рану кипяченой водой с солью, заложила дренаж из чистой льняной полоски, объяснила матери, как менять повязки. Про «злых духов грязи» рассказала особенно подробно — пусть моют руки перед каждой перевязкой.

Девочка Маруся, лет восьми, худая как щепка, с вздутым животом. Мать рассказывает — ест много, но не толстеет, живот болит, в горшке иногда «червяки белые». Глисты, классика деревенской жизни. Прописала горькую полынь натощак неделю, потом тыквенные семечки для изгнания паразитов. Объяснила матери про важность мытья рук, особенно после туалета, про кипячение белья.

И наконец…

— Борис! — узнала я последнего пациента. Здоровенный мужик, кузнец, муж той самой Марты с артритом. Плечи как у быка, руки — молоты, но сейчас держит левую руку правой, из-под пальцев сочится кровь, капает на земляной пол.

— Молотом по руке заехал, — буркнул он, явно стесняясь своей оплошности. — Думал, ерунда, сам затянется. А оно кровь не останавливается. Марта велела к тебе идти, говорит, ты ей хорошо помогла с руками.

Усадила его на табурет, который жалобно скрипнул под его весом. Осторожно развернула импровизированную повязку — грязная тряпка, похоже, от старой рубахи, пропитанная кровью. Рваная рана сантиметров пять, глубокая. Края неровные, в глубине видна пульсация — задета небольшая артерия. Кровит не фонтаном, но прилично.

— Садись поудобнее. И руку подними вверх, вот так, — показала, укладывая его руку на спинку стула.

Первое — остановить кровотечение. Взяла чистую льняную ткань (относительно чистую — прокипяченную вчера), сложила в несколько слоев, плотно прижала к ране. Держала минут пять, пока кровотечение не уменьшилось до просачивания.

— Больно будет, — предупредила я, доставая кувшин с кипяченой водой.

— Терплю, — Борис сжал челюсти, аж мышцы на скулах заиграли.

Промывала рану медленно, тщательно. Вода стекала розовая, в ней плавали кусочки грязи, металлическая стружка. Борис дышал через зубы, но сидел неподвижно. Осмотрела рану при дневном свете — сухожилия целы, слава богу. Кость тоже не задета, только мышца и сосуды. Повезло кузнецу.

— Зашивать буду.

— Чего? — Борис уставился на меня недоверчиво.

— Края раны соединю ниткой, чтобы срослось ровно и быстро. Иначе будет долго заживать, может загноиться.

Память Элианы подсказывала — отец умел зашивать раны, но делал это редко. Боялся «запереть злых духов внутри». Я боялась инфекции без антибиотиков, но открытая рана в условиях кузницы — это гарантированный сепсис.

Нитки прокипятила. Иглу прокалила на огне. Руки протерла спиртовой настойкой трав — не идеально, но лучше, чем ничего.

— Пей, — дала Борису чашку с настойкой мака. Отец был прав — для обезболивания самое то.

Шила быстро. Борис только зубами скрипел, но не дергался. Восемь швов. Ровненько, как учили на хирургии.

— Всё. Теперь слушай: руку не мочить три дня. Повязку менять каждый день, я дам чистые тряпки. Приходи через день, посмотрю. И главное — перед тем как трогать рану, мой руки. С мылом. Или хотя бы золой.

— Зачем?

— Затем, что грязь — дом злых духов болезни. Смоешь грязь — прогонишь духов.

Вот так. Никаких микробов и бактерий. Злые духи грязи — и всем понятно.

* * *

После Бориса я думала, что всё — можно выдохнуть. Села на лавку у окна, потерла уставшие глаза. Руки немного дрожали от напряжения — восемь швов без нормального освещения и инструментов это вам не шутки. Ага, щас.

— Можно? — в дверь заглянула девушка лет семнадцати. Маленькая, худенькая, как воробушек. Огромные карие глаза смотрели с смесью решимости и страха. Россыпь веснушек на носу делала ее похожей на озорного мальчишку, хотя длинная коса до пояса ясно указывала на пол.

Память Элианы услужливо подсказала — Маша, дочь мельника Федора. Того самого, от которого Элиана пряталась на чердаке, когда тот её сватал. Помню тот день — Элиане было шестнадцать, она сидела среди пыльных мешков