Продавщица 4: А с платформы говорят… - Анна Наумова Страница 9

А всего минут через пять раздался ужасающей силы хлопок, раздалась тирада из непечатных слов, и в коридор выскочил трудовик, халат которого украшали яркие кружочки конфетти. Под оглушающий хохот учеников Макар Игнатьевич пулей пронесся в учительскую, оставляя на полу след из конфетти и продолжая нецензурные выражения. А больше всех, разумееется, хохотал отмщенный Саня, еще не знающий, что его ждет впереди…

Закончилось все для школьного мажора печальным образом. У веревочки, которую дернул обиженный на трудовика старшеклассник, конец нашелся довольно быстро. Трудовик вспомнил, что видел, как Саня недавно показывал хлопушку приятелям, и быстро сложил в уме два плюс два. Санин отец оказался давнишним фронтовым другом Макара Игнатьевича и, к слову, очень простым в общении мужчиной. Вежливо выслушав гневную тираду педагога и — по совместительству — своего товарища, он незамедлительно принял меры.

Уже на следующий день Саня, заикаясь и краснея, принес старому трудовику корявые извинения, стыдливо прикрывая ладонью покрасневшее после разговора с отцом ухо. А еще неудавшийся шутник аж до конца учебного года занимался малярно-красочными работами в школе, и частенько можно было видеть, как он, в заляпанном краской халате и шапочке из газеты, грустно водит валиком по стенам, одними губами повторяя про себя сентенции, которые когда-то изрыгал Макар Игнатьевич. Поговаривали, что разгневанный отец и впрямь хотел отправить сына в ПТУ, «чтобы знал, почем фунт лиха», но мать отговорила.

А вскоре начались летние каникулы, а лето — это, как известно, маленькая жизнь. Все случившееся в учебном году благополучно забылось… Правда, история с хлопушкой еще какое-то время переходила из уст в уста, обрастая все новыми и новыми подробностями, пока Саня не окончил благополучно десять классов. После выпуска о нем никто ничего не слышал. Наверное, укатил в Москву. Видимо, к тому времени отец-внешторговец и прочие влиятельные родственники уже сменили гнев на милость, и парень все же поступил в МГИМО. Как сложилась судьба его зазнобы Леночки, я тоже не знаю. Поговаривали, что она вышла замуж и укатила в Израиль… Все может быть.

Но пока все это не важно. В моем теперешнем мире восьмидесятые годы еще не наступили. Будущая продавщица Галочка (она же — бывалая «попаданка» Дарья Ивановна Кислицына) еще даже не пошла в первый класс. Она просто лежит дома в кроватке, собранной папой, забавно гулит и пытается схватить погремушку, подаренную заботливой бабушкой… А мстительный мажор Саня Рыжиков еще ходит во второй или третий класс. И к этому мне надо будет привыкнуть, как и ко многому другому…

* * *

Свет горел только в самом дальнем, крохотном окошечке школы — там располагалось техническое помещение, в котором жила школьный завхоз — маленькая, сухонькая, старенькая и очень строгая Нина Семеновна. Эта женщина, которая на вид весила вряд ли больше сорока килограмм и была ростом не более полутора метров, наводила страх даже на самых отпетых школьных хулиганов и с легкостью могла приструнить даже здоровенных десятиклассников, вышедших покурить за угол школы. Уж не знаю почему, но от одного ее взгляда они вытягивались в струнку и басили:

— Здравствуйте, Нина Семеновна…

Постояв еще немного возле школы с сумкой в руках, я поняла, что окончательно замерзла и полезла в карман. На бумажке, которую я с с собой прихватила из квартиры гостеприимного Макса по прозвищу «Зингер», был написан второй адрес. Туда мне сейчас и следовало направиться. Идти, как оказалось, не пришлось далеко, но смартфона с картами и функцией прокладывания маршрута у меня с собой, разумеется, не было, а посему пришлось еще пару раз обратиться за помощью к прохожим. Пару раз свернув не туда по собственной глупости, а может, просто из-за усталости, я наконец очутилась у нужного мне дома. Никакого домофона на двери, разумеется, не было: я просто потянула дверь за ручку, и она открылась.

Квартира, в которой мне предстояло жить, оказалась тоже коммунальной. Впрочем, сей факт меня абсолютно не удивил: на отдельную жилплощадь я даже и не надеялась. Не на улице придется ночевать — и ладно. Располагалось мое жилище на третьем этаже. Лифта в темном и наводящем страх подъезде не было. Молясь, чтобы на моем пути не встретился кто-нибудь нехороший, я, таща свою сумку и ридикюль, поднялась на нужный этаж по широкой винтовой лестнице и, щурясь в темноте, попыталась найти свою квартиру. Кажется, вот и она. Над большой коричневой дверью виднелась белая табличка с номером квартиры — двадцать три. Я с облегчением плюхнула сумку на пол. Не то что бы она была слишком тяжелой, но целый день таскать ее туда-сюда по городу мне уже порядком надоело. В жизни советских людей, конечно, было много плюсов, но об удобстве и комфорте двадцать первого века приходилось, конечно, только мечтать… Переезжай я из Москвы в Питер сейчас — просто заказала бы доставку вещей транспортной компанией, и все дела!

На двери висел большой и очень старый звонок — почти такой же, какой был в моей московской коммуналке. Чуть ниже висела уже пожелтевшая от времени бумажка, на которой почти выцветшими чернилами аккуратным, почти каллиграфическим почерком было написано следующее: «Москвины — один длинный, Табаков — один короткий, Петровы — два длинных, Злотникова — два длинных, один короткий». Фамилия «Злотникова» показалась мне знакомой. Где-то я ее слышала, когда-то очень давно…

Внезапно позади меня загремел открывающийся замок, и дверь распахнулась. От неожиданности я отскочила в сторону. На лестницу вышла какая-то женщина с полным мусорным ведром в руках. От ведра чудовищно пахло рыбой. Я машинально зажала нос: на рыбу у меня с детства была жуткая аллергия, даже как-то «скорую» пришлось вызывать. Будучи совсем маленькой, я нашла оставленную кем-то из взрослых на столе банку кильки в томате и уплела ее почти всю. Что было потом, я плохо помню — в памяти осталось только то, как на огромной скорости я лечу куда-то в машине «Скорой помощи».

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она и прошла мимо, обдав меня рыбным запахом из ведра.

— Добрый вечер, — на «автомате» ответила я и поскорее попыталась нашарить в кармане ключ. Хорошо, конечно, что советские люди не выкидывали столько ненужных отходов в виде пластика, стекла и прочего плохо разлагающегося мусора. Такого понятия, как «пакет для мусора» просто не существовало. Скидываешь рыбью чешую, яичную скорлупу, картофельные очистки и прочие отходы в обычное пластмассовое ведро — и шуруешь гордо на помойку. Выкидываешь мусор, а ведро потом моешь. А стеклянную тару сдаешь. И так