Сансара 2 - Евгений Кострица Страница 6

– Вот ведь кретины! Будто сисек не видели… – досадливо чертыхнулась на своих хилер. – Ну давай, сука, бей! – Она с вызовом посмотрела на Роби.

– Да ну тебя в жопу! – та лишь устало махнула рукой.

Инь медленно встала и вывела детей на дорогу. С радостным визгом те сразу же бросились к трупам. Реснутся «искатели» лишь через час.

– Это плохие дяди! Наверное, у них были конфетки! – заключила девочка, копаясь в кишках.

Деловито сопя, ее братик обгладывал свежее ребрышко мага. Сладости им уже не нужны.

2

Моня скинул ботинки у порога и, не глядя швырнул в угол, где глухо стукнулись в стену, оставив грязный след на обоях. В прихожей они облупились, обнажив штукатурку. В воздухе висел запах борща – густой, приторный, как напоминание об усталости мамы. Она в одиночку тянет двоих, а Юлька не любит готовить.

День в школе тянулся, как резиновый жгут, что вот-вот лопнет, но так и не рвется. Рафик со своими сегодня как-то странно смотрел. Его ухмылка, кривая, как серп, и запах перегара, пробивавшийся через мяту жевачки, уже не пугали, а злили, что лучше скрывать. Для открытого бунта одной дерзости мало. Нужна сила, союзники, а их нет и не будет. Эту горькую правду приходилось глотать, как пилюлю каждый раз, если видел кого-то из них.

Раздраженно сбросив на пол рюкзак, Моня замер. Тишина в квартире была какой-то неправильной – словно слишком густой. Будто кто-то затаил дыхание, когда он пришел.

Сердце ёкнуло. Может быть, воры? «Харон» дорогой, но настроен лишь на него, и для других бесполезен. Они могут об этом не знать.

Моня на цыпочках прокрался на кухню. Пальцы сомкнулись на рукояти большого ножа – холодного, тяжелого, с пятнами ржавчины у основания. Сердце стучало так, что его было слышно. Успокоив дыхание, встал у своей комнаты. В ней вроде тихо.

Осторожно открыв дверь, Моня выставил нож, готовый пырнуть любого, кто посягнул на святыню.

Кто-то сидел в его кресле! И в его шлеме!

Юлька!

Первым порывом было броситься к ней, сорвать «Харон» и дать леща, чтобы башка отвалилась. Но степень его синхронизации с мозгом была неизвестна. Что, если это ей повредит?

Сам Моня будто исчезал, когда надевал шлем, и уже не воспринимал никаких сигналов снаружи. Но Юлька, возможно, не вся еще там. Сам поначалу голос ведь слышал. Как «Харон» ее вообще пропустил?

– Юля? – тихо позвал Моня.

Никакой реакции. Но губы чуть шевелились, словно эхо того, что говорила кому-то.

Попробовать снять шлем? А если это выжжет мозги? Черт его знает, как всё работает. Лучше попробовать как-то разбудить аккуратней.

Моня осторожно тыкнул пальцем в плечо, прикрытое пижамкой с котятами. Ткань была мягкой, чуть влажной от пота – давно сидит, здесь уже душно.

Опять ничего. Может быть, посильнее?

И тут, неожиданно для себя, сделал то, чего не планировал. Рука сама потянулась вперед, пальцы сомкнулись на груди и сжали, ощутив ее мягкость и форму.

Давно так хотел. Но лишь хотел! И никогда бы не сделал, а сейчас, точно вспышка – импульс, дикий и необъяснимый, будто кто-то другой дернул за рычаг в голове. Будто после Сансары можно удивить его сиськой. Будто там своей нет. Ну не кретин ли?

Упругость под пальцами его обожгла – теплая, невинная и абсолютно запретная. Настоящее женское тело дышало сейчас под рукой. И… кажется, вздрогнуло?

Кровь ударила в виски, и Моня отдернул руку, словно боясь, что ее там откусят. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах, а ладонь, запомнившая запретное для нее ощущение, тут же вспотела.

Волна стыда и раскаяния накрыла теперь с головой. Что он творит? Это же Юлька! Сестра! Да, не родная, но своя в доску!

Смущение жгло, щеки пылали, а под пальцами будто то же тепло – мягкое, податливое и живое. В ушах звон. Возбуждение боролось в уме с отвращением. Там будто шептало: – «ты ж псих, тебе можно».

Юлька вздрогнула, шлем чуть съехал набок, открыв бледное лицо с глазами, как блюдца. Она рывком стянула «Харон» с головы, и черные волосы с красными прядями рассыпались, прикрыв шейку, как у цыпленка.

Онемев, Моня стоял, точно столб, гадая, – поняла ли, что лапал?

Несколько очень долгих секунд они растерянно друг на друга смотрели, не зная, – уйти в оборону или устремиться в атаку? Каждого жгло чувство вины, и неизвестно, чье было острее.

– Я… я просто проверяла, – выдавила Юлька, осторожно пятясь к двери. – Ты ж молчишь как рыба об лед! Хотела лишь глянуть, всё ли нормально. Монитор хоть бы включил.

– Глянула? – выдавил Моня, отводя взгляд.

Чисто физически не мог сейчас злиться. Не сделай он глупость, обрушил бы на нее весь свой праведный гнев. Бушевал бы как буря, ревел бы, как разъяренный слон: «да как ты посмела?!»

Но нет же, теперь чувствует себя идиотом. Как мало, оказывается, для этого надо. Он потерял моральное право обвинять ее в чем-то. А вот сестра уничтожит его застыдив.

Она, должно быть, это сразу считала, и уже сама устремилась в атаку:

– И вообще, почему всё тебе? «Харон» стоит почти как машина! Потому что ты псих? Ладно, а следить за тобой кто-то должен? Или нам тебя потом с веревки снимать? Твоя Роби мне всё рассказала!

– Просто скажи мне, как ты залезла. – Моня остановил жестом, давая понять, что ничего ей не будет.

– Как, как… – Юлька уже стояла за дверью, готовая кинуться в бегство. – Вошла раньше тебя – вот как! Ты ж неделю вестей от Рафика ждал. Вот и решила, пока ты там в школе…

– Постой, так это… – простонал Моня, хватаясь за голову.

– Да, выбрала девочку. Откуда мне было знать, что больше не дадут других персонажей? Я просто хотела на нее посмотреть.

Голова закружилась, и Моня сел в кресло, опасаясь, что хлопнется в обморок. Подумать только – так попал из-за Юльки! Всё, что прошел, пережил, прострадал – потому, что сестра зашла первой, выбрав не того персонажа!

Несколько минут оба молчали – он, смотрел в пустоту, а Юлька, притихнув, стояла за дверью. Шлем лежал на столе – холодный и безмолвный свидетель их драмы. Тишина снова сгустилась, но теперь была совершенно другой – тяжелой, пропитанной стыдливой неловкостью и горечью.

А в голове эхом гудело: