Академия Иммерсии 2: Право Истинных - Алексей Герасимов Страница 31

Голод, слегка затихший к середине лекции о драконах, к ее окончанию вернулся с утроенной силой. Казалось, что мой желудок превратился в бездонную яму, требующую немедленного наполнения. Как только я добрался до столовой, началось настоящее пиршество. Мое тело требовало топлива, словно кто-то включил в нём режим безумного потребления. Тарелки с кашей, жареным мясом, овощами и даже сладкие булочки исчезали одна за другой в бездонной пропасти моей утробы.

Несколько студентов, сидевших поблизости, переглядывались и тихо посмеивались, перешептываясь: «Да он, наверное, дракона внутри кормит!» или «Смотри, как бы не съел и стол вместе с тарелками!»

Я слышал их шутки краем уха и чувствовал, как жар заливает мои уши. Но, если честно, мне было не до подколов, мой желудок требовал свое, и я ел с таким усердием, что мог бы конкурировать с Робином Бобином. Пусть смеются, я всё равно не остановлюсь, пока не накормлю эту черную дыру голода. Я сам не понимал, как это возможно – никогда раньше не ел столько. Моя цель проста: накормить волка, который внутри требовал энергии.

Когда тарелки опустели, я наконец-то почувствовал облегчение. Стол стал напоминать поле битвы после сражения – куча посуды, остатки еды и мой тяжело дышащий вид. Протерев рот салфеткой, я выдохнул и потянулся. Долго наслаждаться сытостью не удалось – по громкой связи голос Торбина, завхоза академии, велел мне срочно явиться в преподавательскую.

Огромный кабинет с высокими узкими вертикальными окнами к моему появлению превратился в филиал нашего любимого с Майей горячего источника. Отопление прорвало, и горячая вода уже начала подбираться к дверям. Торбин, красный от злости, стоял посреди учительской и бросал в мою сторону гневные взгляды. Видимо, моя скорость прибытия его не устроила. Он указал на источник бедствия – толстую металлическую трубу, из которой с шипением вырывался кипяток. Благо вода на полу успела остыть, и я смог подобраться к разрыву, уклоняясь от жалящих струй пара.

В панике оглядываясь вокруг, я заметил на спинке стула что-то серое, напоминавшее ткань. Не думая, я схватил это и обмотал вокруг трубы, перекрывая травмоопасный поток. Каким-то чудом удалось повернуть старый вентиль на входном узле в углу кабинета. Я с облегчением выдохнул и, вернувшись к прорехе, стал разматывать тряпку с трубы.

Рваная трещина на цилиндрической поверхности напоминала миниатюрное ущелье. Я осторожно водил по ее краям пальцем, раздумывая, как поступить. Наложить жгут из обрезка чуть большего диаметра или заменить трубу целиком?

Вдруг я почувствовал, как в животе что-то завибрировало. Сначала я решил, что это съеденное дает о себе знать, но внезапно всё стало серьезнее. Я не понимал, что происходит, и зарождающая паника выдавала максимально драматические версии. С неожиданным треском из моих пальцев выбилось электричество, заполнив воздух запахом озона. Словно обед не просто насытил меня, а наполнил какой-то дикой энергией, которая теперь начала вырываться наружу. Край прорехи раскалился, и прорыв, следуя за движением пальцев, начал спекаться, словно кто-то невидимый действовал сварочным аппаратом. Я, разинув рот, совершенно не понимал, что происходит, но не мог остановиться. Через несколько мгновений всё закончилось, а труба радовала взгляд аккуратным сварным швом.

Торбин, к счастью, ничего не заметил – он был слишком занят осушением пола от избытка воды. Гном достал небольшой артефакт в виде медного жезла с выгравированными рунами и провел им над гладью. Вода начала стремительно испаряться, оставляя клубы пара и насыщенный запах сырости. Он открыл окно на проветривание и кивнул мне, буркнув что-то про «молодежь, которая уж слишком быстро учится». Я же, ощущая в груди дикое возбуждение от того, что так лихо справился с задачей, лишь улыбнулся, надеясь, что никто не заподозрит ничего странного в моей работе.

Когда я уже собрался вернуться к себе, в учительскую вошел Элеррион. Он осмотрелся, скривившись от обилия влажных запахов, остановил взгляд на мне, а затем на... тряпке, что я отжимал от остатков воды. Элеррион отчего-то нахмурился.

– Это что... мой жилет? – спросил он, его желтые глаза сузились, а бровь поднялась. – Леонид, что здесь произошло?

Я почувствовал, что, несмотря на жару в учительской, меня обдало холодом. Я сглотнул, пытаясь придумать что-то внятное.

– Эм... это... – я замялся. – Я... увидел воду и... ну, надо было что-то сделать... Я... я думал, это просто тряпка... Честное слово!

Элеррион вырвал из моих рук жилет, с которого еще капала вода, и нахмурился еще сильнее. Вдруг на удивление он слегка усмехнулся.

– Тряпка, значит? – произнес он, покачивая головой. – Тряпка – это то, во что ты ежедневно облачаешься, Леонид. А я за эту «тряпку» полсотни серебра на рынке отсыпал.

Его привычная аура спокойствия и таинственности будто охладила помещение.

Он еще раз оглядел учительскую, остановив взгляд на пострадавшей трубе, затем перевел взгляд на меня и с едва заметной улыбкой сказал:

– Ты, кстати, не забыл, что у нас с тобой очередное занятие? Пойдем в мой кабинет.

С этими словами он развернулся и вышел, не оставляя мне выбора, кроме как следовать за оборотнем. Эмоции от внезапного применения электромагии всё еще вибрировали в мыслях, но я постарался сосредоточиться на предстоящем занятии.

Кабинет Элерриона всегда производил на меня впечатление. В нём царил уютный сумрак, и только мягкий свет пары светокамней освещал стол, заваленный свитками и колбами с разноцветными жидкостями. Мы сели друг напротив друга, и оборотень, как обычно, начал с проверки моих навыков концентрации.

Это классический ритуал: закрыть глаза, сосредоточиться на биении своего сердца, почувствовать, как кровь движется по венам.

Я привычно стал погружаться в медитацию, но тут же понял – что-то изменилось. Всё, что раньше казалось мне невероятно сложным, теперь получилось с такой легкостью, словно я проделывал это десятилетиями. Я смог прочувствовать каждую каплю крови, движение каждой клетки, каждое разветвление сосудов. Это ощущение давало невероятное чувство контроля, почти как если бы я управлял собственным телом на каком-то ином, глубоком уровне. И самое главное – каждый сосуд, каждая клеточка и каждый нерв отзывались на мои намерения.

Элеррион молча наблюдал за мной, его взгляд становился всё более заинтересованным. Я всеми фибрами ощущал это взгляд, будто прожектор, направленный прямо на меня.

Когда я открыл глаза, он немного прищурился, его губы сжались в тонкую линию, а затем он, наконец, заговорил:

– Леонид, я же вижу, что