Серый ангел - Валерий Иванович Елманов Страница 3

Так что в нашем случае впору иную присказку вспомнить – промедление смерти подобно. Точнее, многим смертям.

Взять к примеру появление у меня Герарди касаемо намечаемого народного шествия. Вроде бы опасаться нечего. Организаторы – самые что ни на есть почтеннейшие люди. Цель тоже вполне благопристойная – поблагодарить государя за освобождение города от кровожадных варваров. А там как знать. Мало ли кто в неё затешется, за всеми не уследишь. Ведь оружия у людей полно, ибо процесс его изъятия только пошёл.

Запрещать же её нельзя – хороший повод для затаившихся большевичков злобную сплетню про юного царя пустить. Мол, лицемером оказался, а на самом деле, к власти придя и в Кремле засев, к своему народу и выйти не соизволит, ответный поклон отдать не желает.

И как быть? Когда ещё сам Борис Андреевич додумается до несложных, в общем-то мер, могущих в немалой степени обезопасить Алексея от потенциальных террористов? Через месяц? Или через год? А толпа через три дня соберется.

Следовательно, надо помогать, благо, ответ в общих чертах известен. Дескать, нынче же вынесем на обсуждение Регентского совета специальный Указ по упорядочиванию такого рода шествий. В нём будет определено, что организаторы обязаны заранее внести заявку в городскую Думу о цели, времени и маршруте движения демонстрации, с пояснением, что необходимо оно исключительно для того, дабы власть смогла проявить заботу, придав им соответствующую охрану во избежание возможных беспорядков и нападения на безоружных людей.

А ниже будет упомянуто, что в силу военного положения, кое пока не отменено, любые митинги, демонстрации и шествия в центре города воспрещены. И перечень улиц, входящих в центральную часть города.

Завтра принятый Указ опубликуем, причём с развёрнутым комментарием. Мол, непонятно, зачем вообще нужны эти массовые шествия. Достаточно Новый завет вспомнить: «Вера без дел мертва есмь». Остаётся лишь чуть перефразировать, заменив первое слово на «благодарность». В смысле, делами свою признательность доказывать надо.

Делами.

А ежели будущая демонстрация окажется связана с насущными вопросами, которые не решаются вовсе или не так, как хотелось бы, тоже иной выход имеется. И опять-таки куда проще. Достаточно составить письменный список конкретных претензий и негативных фактов, которыми люди возмущены, и вручить его городским властям.

Получится куда эффективнее, а главное – гораздо быстрее. Ведь срок для рассмотрения таких прошений определен краткий – всего три дня. После чего народные представители смогут встретиться и потолковать с думцами, которые к тому времени успеют не только вникнуть в суть, а то и принять кое-какие меры для исправления. Равно как и дать разъяснения по поводу ещё не устранённого: когда и как намерены ликвидировать недостатки.

Ну а если имеются претензии непосредственно к самим городским властям, то в самые ближайшие дни как для членов Регентского совета, так и для самого государя будут определены дни и часы для приёма населения.

Или взять Солоневича. Ну откуда бедному журналисту знать масштабы этой самой агитационно-пропагандистской работы?! Ему и в голову не приходит, насколько она должна быть всеохватывающей. А ослаблять натиск на умы и сердца людей нельзя. Нынче упустил, недосмотрел – завтра расплачиваться придётся. И кто ведает, какую цену за недогляд платить придётся. Скорее всего, кровавую.

Вот и крутись, Виталька, как белка в колесе. Знай успевай лапками перебирать.

И всё-таки, несмотря на дикую загруженность, я назвал бы эти деньки затишьем.

Первыми каплями дождя, предвещающими грозу, стало прибытие возмущённых делегаций от жителей Тулы и Калуги. Понять их негодование было можно – при взятии городов чехословаки вели себя весьма бесцеремонно, деликатно говоря, позволив себе много лишнего.

Разумеется, не везде. У штабс-капитана Степанова – самого молодого из полковых командиров, после первых трёх расстрелянных мародёров народец поутих. То же самое произошло в полку подполковника Войцеховского, не побоявшегося самолично пристрелить парочку насильников. Полковнику Червинке и вовсе было легко наводить порядок среди соотечественников.

Увы, такими оказались далеко не все командиры. Некоторые смотрели на поведение своих подчинённых сквозь пальцы. А безнаказанность рождала новые преступления, куда хуже прежних.

Дальнейшее же поведение оставленных в городах чешских гарнизонов оправданий вовсе не имело. Кое-где дошло до того, что городом стали заправлять чешские комендатуры, ведя себя так, словно всё и вся зависит от них, а Советы никто и звать никак. Отсюда и возмущение людей.

Едва выслушав представителей, я понял – дело худо. Фитиль тлеет, и если срочно, немедленно, прямо сейчас не принять надлежащих мер, бабахнет так, что мало никому не покажется. И тогда уговорами отделаться не выйдет, придётся прибегать к репрессивным мерам.

Кому утихомиривать народ – на Регентском совете не обсуждалось. И без того понятно, «главноуговаривающему».

Отсутствовал я всего неделю. За это время мне вместе с прибывшими со мною следователями удалось ещё раз выслушать все жалобы, а особо провинившихся взять под стражу. Словом, наглядно продемонстрировать лояльность императорской власти к гражданскому населению. В довершение ко всему часть гарнизонных рот сняли, заменив подразделениями, привезёнными из Москвы.

Но выехать обратно пришлось досрочно, поскольку получил тревожную телеграмму: «Согласно доклада генерала Романовского, и не только его одного, ситуация в Царицыне и вообще на юге резко ухудшилась. Тчк. Ольга».

Едва её прочитав, я понял: громыхнуло. Причем раскатисто, басовито. Да как бы не над самой головой, ибо согласно нашему с Виленкиным и Герарди незатейливому условному коду фамилия Романовского подразумевала Николая Николаевича Младшего. Вот так, простенько и со вкусом, благо генерал такой имелся, а стало быть никаких подозрений текст вызвать не должен.

Прочие слова в коде тоже удручали. «Не только» означало, что к Младшему присоединились и прочие Романовы. А «резко» утверждало, что великие князья от слов перешли к решительным действиям.

Каким именно? Читай название города. Если бы, к примеру, они покатили бочку лично на меня, говорилось бы про Симбирск. Царицын же означал их давление на Регентский Совет. Притом не просто успешное, но и – вообще на юге – успешное сразу на нескольких направлениях.

С одной стороны их выступления следовало ожидать, ибо случилось то, что и должно случиться. Его просто не могло быть. Вот только в сроках я промахнулся, надеясь, что у меня имеется отсрочка. Оказалось же…

А ведь я старался как мог, изображая перед её императорским величеством, то бишь перед Марией Фёдоровной, равно как и перед прочими императорскими высочествами и просто высочествами эдакого простого парня. Словом, норовил всячески оттянуть неизбежный «бунт на корабле». Хотя бы