Полное ведро неприятностей, или молочная ферма попаданки (СИ) - Хелен Гуда Страница 25

От обугленных руин моего дома, где еще тлели призрачные остатки моей прошлой жизни, простиралась лишь выжженная земля — безмолвное свидетельство недавней трагедии. Воздух все еще был пропитан едким запахом гари, напоминающим о безвозвратной потере. Я не могла позволить себе роскошь долгих прощаний и оплакивания. Каждый час, каждая минута могли стать решающими для Буренки, похищенной этими головорезами. Сердце жгло нетерпением, острая тревога сдавливала грудь, заставляя дышать чаще и поверхностно.

Ярис, перепачканный сажей и копотью, вернулся ко мне с тяжелым выражением на лице. Я не знала, когда он успел стать таким близким, настоящей опорой в моей нелегкой жизни. В его глазах читалась решимость помочь, но вместе с тем и неподдельная тревога за меня.

— Куда ты одна? — он хмуро смотрел на меня.

— Я не могу не пойти, — я посмотрела на мужчину с надеждой, с надеждой, что он поймет меня.

— Я отвезу людей к кузнецу, и вернусь, — дождись меня.

— Хорошо, — я кивнула, в знак согласия, но знала что не сдержу это слово. Как только телега с работниками скрылась за поворотом, я взяла сундук и пошла в противоположную сторону в лес.

Страх поселился здесь, в самой земле, пропитав воздух запахом гари, гнили и отчаяния. Каждый шорох, каждый предательский треск ветки под ногой отдавался в груди болезненным уколом, заставляя вздрагивать и судорожно оглядываться. Я знала, что меня там ждут, под этим деревом, который раскинул свои сухие ветви, словно злая ведьма, свои загребущие руки.

Как я нашла то самое место я не знаю, видимо меня привела туда интуиция и ноги. Бандиты полным составом ждали меня там.

Их лица скрывали грязные тряпки, оставляя открытыми лишь узкие щели глаз, полных подозрения, злобы и презрения. Они окинули меня ленивым, оценивающим взглядом, прикидывая, что я собой представляю.

Угрюмые силуэты разбойников окружали меня, словно хищные тени, отбрасываемые корявыми ветвями старого дуба. Именно под его могучими корнями, переплетаясь с землей, я и нашла этот проклятый сундук. Лес, обычно такой родной и успокаивающий, сейчас казался враждебным и зловещим. Дневной свет едва пробивался сквозь густую листву, создавая ощущение полумрака, в котором лица бандитов казались еще более угрожающими. Буренка, привязанная к одному из нижних сучьев, дрожала всем телом, ее огромные глаза полные ужаса отражали пляшущие отблески костра, который разбойники развели неподалеку. Она издала едва слышное, жалобное мычание, словно прося меня о помощи. Этот звук, полный боли и отчаяния, пронзил мне сердце.

— Ах, вот и ты, явилась, героиня, — прорычал главарь, снимая с лица маску, и растягивая свои толстые губы в мерзкой, хищной усмешке, от которой по спине пробежали мурашки. Шрам на его лице дернулся, делая его еще более отталкивающим. — Думала, мы такие дураки, что не вычислим, кто украл наш сундук? Кто посмел так нагло посягнуть на чужое добро? Думала, мы позволим тебе просто так уйти с нашими деньгами, да?

Тон его был полон яда, насмешки и превосходства, но я постаралась сохранить внешнее спокойствие и всеми силами не выдать своего страха, который ледяными пальцами сжимал мое сердце.

— Я вернулась за своим. За Буренкой. Вы получили то, что хотели. Отпустите ее, и я уйду.

В ответ разбойники разразились грубым, гортанным хохотом, полным злобы и презрения. Их смех был злым и бесчеловечным, словно карканье стаи ворон, предвещающих скорую беду.

— За коровой, говоришь? — издевательски повторил главарь, прищурив свои маленькие, свиные глазки, злобно сверкнувшие в полумраке. — Ты себя явно недооцениваешь, девица. Такой приметный скот, да еще и говорящий… Да во всем округе такая одна. Несложно было догадаться, кто посмел нас ограбить.

Он лениво кивнул одному из своих людей, и тот, выхватил у меня из подмышки сундук. Он принес его к главарю и поставил перед ним на землю. Главарь снова кивнул, и тот начал возится, открывая его.

Я с трудом сглотнула пересохший комок в горле, чувствуя, как предательски дрожат руки, выдавая мой страх. Знала, что этот миг, каждая секунда, решит мою дальнейшую судьбу и, что гораздо важнее, судьбу Буренки. Один неверный шаг, одно неосторожное слово — и я умру здесь, в этом проклятом лесу, вместе со своей верной и преданной коровой.

Когда крышка сундука с лязгом откинулась, лицо главаря мгновенно исказилось от ярости. Красные пятна вспыхнули на его щеках, а уродливый шрам на лице дернулся, словно живой. Он с силой ударил своим огромным кулаком по крышке сундука, отчего та жалобно задрожала.

— Что это такое, черт тебя побери? Где остальное, я спрашиваю? — взревел он, его голос, казалось, распугал всех лесных обитателей. — Я знаю, сколько там было. Ты украла половину, грязная воровка. Ты нас обманула, дрянь.

Я выпрямилась, набрала в грудь побольше воздуха, стараясь хоть немного успокоить дрожащие руки, и посмотрела ему прямо в глаза, стараясь подавить дрожь в голосе, звучавшем, как мне казалось, слишком тихо и неуверенно.

— Бери, что дают, — спокойно ответила я, стараясь не выдать ни страха, ни отчаяния. — Это всё, что у меня есть. И уходите с этих земель, как можно быстрее. Забудьте дорогу к моей ферме. Оставьте нас, наконец, в покое. За сегодня вы и так забрали слишком много.

— Этого ничтожно мало. Совсем недостаточно. — заорал он, сплевывая на землю густую слюну. — Ты все равно заплатишь за свою дерзость. Я тебя…

— Да что тебе еще нужно от меня? — перебила я его, не выдержав напряжения и сорвавшись на отчаянный крик. От страха и бессилия по щекам предательски покатились горячие слезы, размазывая по лицу грязь и копоть. — Я принесла тебе деньги, я вернула твой проклятый сундук. Вы отыгрались на моей ферме, вы дотла сожгли мой дом, вы зверски избили моих работников. Сколько еще, по-твоему, я должна заплатить? Своей жизнью?

В его маленьких, налитых кровью глазах плескалась неприкрытая злоба, ярость и жажда мести. Я почти физически ощущала исходящую от него волну ненависти. Я ясно видела, что этот зверь с удовольствием убил бы меня прямо сейчас, разорвал на мелкие кусочки и скормил бы диким падальщикам. Но что-то его останавливало, удерживало от немедленной расправы. Но он не хотел