Полное ведро неприятностей, или молочная ферма попаданки (СИ) - Хелен Гуда Страница 24

по ухабистой дороге, словно сама земля противилась нашему возвращению. Луна, обычно ласковая повелительница ночи, казалась сегодня жестокой насмешницей, печально подсвечивая путь, превращая безобидные кусты в зловещие силуэты, готовые наброситься из темноты. Ярис, уставший и измученный, лишь изредка бросал на меня украдкой взгляды. В его глазах читалась тревога, но он мужественно молчал, понимая, что мое сегодняшнее состояние — не просто женская прихоть или нервный срыв, а скорее жуткое предзнаменование, которое пронизывает меня до костей, сковывая каждое движение.

Лишь с первыми, робкими лучами забрезжившего рассвета впереди показались знакомые очертания — пологие холмы, за которыми скрывалась наша ферма, наш дом. Сердце на мгновение замерло в ледяном предчувствии неминуемого, всепоглощающего ужаса. И оно, к сожалению, оказалось право.

То, что открылось нашему взору, было подобно кошмарному, болезненному сну, от которого хотелось немедленно проснуться. Вместо живописного, умиротворяющего пейзажа, приветствовавшего нас каждое утро пением птиц и ароматом свежескошенной травы, простиралась выжженная, безжизненная земля. Яркое, безжалостное пламя с жадностью пожирало то, что еще недавно было нашим уютным фермерским домом, превращая его в груду тлеющих углей. Клубы густого, черного дыма, словно призраки безысходности, поднимались в багровое, от зари, небо, отравляя все вокруг своим удушливым запахом. Поля, еще вчера колосившиеся золотой, спелой пшеницей, обещая щедрый урожай, чернели теперь обугленными, безжизненными огрызками.

Не чувствуя под собой земли, словно в лихорадке, я вскочила с телеги, не обращая внимания на боль в затекших ногах, и побежала вперед, задыхаясь от едкого, горького дыма, застилающего глаза. Ярис, с искаженным от ужаса лицом, следовал за мной, но я почти не замечала его.

— Буренка! — кричала я, надрывая голос, вкладывая в этот вопль всю свою боль и отчаяние, — Буренка. Где вы все⁈ Что случилось⁈

На обочине, с трудом передвигаясь, словно сломленные куклы, сидели наши работники. Все они были избиты, их лица опухли и покрыты багровыми ссадинами и кровоподтеками, глаза застилала пелена боли и страха. Я подбежала к ним, охваченная липким, парализующим ужасом, чувствуя, как внутри меня что-то лопается.

— Что… что здесь произошло? — прохрипела я, чувствуя, как дрожит каждая клеточка моего тела, как подкашиваются ноги, готовые подвести меня в любой момент. Слова вырывались с трудом, горло сдавил невидимый спазм.

Из клубов пепла и дыма, словно призрак, вышел Степан, лицо которого исказилось от физической и душевной боли. Он держался за сломанную руку, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, но в его глазах плескалась лишь пустота.

— Алина… — прошептал он одними губами, — разбойники… это они…

Горячие слезы потекли по моему лицу, смешиваясь с грязью и копотью, превращаясь в мерзкую кашу.

— Но зачем? За что? Кто посмел поднять руку на этих людей, на мою ферму? — мой голос сорвался на всхлип, — Кто это сделал?

— Напали ночью… — с трудом выдохнул Степан, каждое слово причиняло ему невыносимую боль. — Подожгли всё… избили нас… били без разбору… Ферму… дом… всё спалили дотла, не оставили ничего…

— А Буренка? Где моя Буренка? Что с ней? — в отчаянии вцепилась я в рукав его грязной рубахи, надеясь услышать хоть что-то, что сможет унять невыносимую боль в груди.

В запавших глазах Степана появилось выражение какой-то безысходной обреченности, будто он уже потерял всякую надежду.

— Её… её угнали, Алина. Увели её…

Мир вокруг меня в одно мгновение рухнул, превратившись в зыбучие пески. Не дом, не поля, не убытки… Буренка. Она была не просто коровой, она была частью нашей семьи, символом этой фермы, талисманом, воплощением добра и надежды.

— Кто это сделал? Зачем им понадобилась Буренка? — спрашивала я, лихорадочно, почти истерично, понимая, что вопросы мои бессмысленны, что ответа я, скорее всего, не услышу. Но внутри себя я уже знала ответ. Интуиция, обострившаяся до предела, кричала, что я знаю, кто это сделал и зачем.

Степан, собрав последние силы, с трудом поднял на меня взгляд, в котором плескалось отчаяние и страх.

— Это были те самые… те, у которых вы с Буренкой украли сундук в лесу… Они помнят, Алина. И они отомстили… с особой жестокостью… Они передали, — Степан закашлялся, сплевывая кровь, — передали, что если хочешь увидеть свою корову живой и невредимой, то ты знаешь, куда идти. И чтобы прихватила с собой… тот самый сундук. Со всем содержимым. Без единой монеты утайки.

Мое сердце забилось в бешеном ритме, словно пойманная в клетку птица, готовая вырваться на свободу. Я знала, что это не просто месть за ограбленное, хотя и это наверняка было их целью. Они хотят вернуть то, что мы у них забрали — нечестно нажитую ими добычу. И Буренка — лишь инструмент в их грязной игре.

— Как давно ты знаешь, историю про сундук? — я нахмурилась. Степану я доверяла, но об этой истории знали только ее участники, то есть я и Буренка.

— Я проследил тогда за вами, когда вы в лес ходили, — признался Степан. — Думал ты что плохое задумала.

— Ясно, — я не стала дальше расспрашивать ни о чем старика. На недоверие я не обиделась. Я бы тоже наверно не особо-то доверяла неизвестно откуда взявшейся девахе, которая себя наследницей объявила.

Я оглядела пепелище, побитых, сломленных работников, потерянный, полный боли взгляд Яриса. Всё, что мы создавали с таким трудом, с такой любовью, было уничтожено в одну страшную ночь. И всё из-за меня.

— Они хотят сундук, — прошептала я, не в силах оторвать взгляд от тлеющих остатков дома, — Они получат его. Но они ошибаются, если думают, что я отдам Буренку просто так.

Собрав остатки самообладания, я обернулась к Ярису, который стоял, словно каменный изваяние, не в силах поверить своим глазам, глядя на руины, до которых дотронулась жестокость.

— Ярис, помоги работникам, отвези их Кузьме, Агафья пусть полечит, поможет кому чем сможет. У Степана вон точно рука сломана, ему бы повязку надо наложить. Я… — мой голос дрогнул, — должна… я должна вернуть Буренку. Это мой долг перед ними.

Он молча кивнул, его лицо выражало лишь боль, беспокойство и какую-то решимость, которую я раньше в нем не видела.

Я знала, куда идти. Они ждали меня там, в том самом проклятом лесу, под тем самым деревом, из-под которого я выкопала сундук. Других мест я не могла предположить. Поэтому надеясь, что я поняла их правильно, и не ошиблась с местом встречи, я забрала из тайника сундук с остатками