S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I - Тимофей Евгеньевич Перваков Страница 22

— Сорок пять споранов, семнадцать горошин и пара грамм янтаря, — произнёс Горгон. При этих словах на его лицо набежала тень. Он несколько секунд молча глядел на добычу из-под бровей, напоминавших усы. Радостное предвкушение уступило место мрачной задумчивости. Покусав толстые губы, Горгон провёл по лицу заскорузлой мужицкой пятернёй, выдохнул. Чуть посидел, понурив голову. Потом вскинул тяжёлый чуб и, стряхивая с себя остатки разочарования, медленно заговорил:

— Спораны, Марк, — это выживание, хлеб иммунных. Они дают телу стойкость, сращивают раны, помогают не замёрзнуть, не заболеть и, в конце концов, поддерживают наше долголетие. Небольшой запас всегда нужно хранить под рукой.

Марк слушал внимательно, не перебивая. Ему всё было любопытно, а Горгон всегда говорил по существу и только то, что помогало им выжить. Коснувшись бледно-жёлтых шариков, Горгон покатал их и разгладил на ткани невидимые складки.

— А вот горошины... — тут его голос стал чуть тише и глубже — они развивают дар. Немного, и не сразу, но способность растёт, усиливается. Количество, качество, продолжительность применения, время отката и многое другое. На мой взгляд - это лучший способ усиления способностей, так как проходит обычно без негативных последствий. Помимо этого, у дара открывается гораздо больше граней.

Марк уважительно кивнул, оценив полезность кругляшей.

— А жемчуг, Марк... — тут он не сразу нашёл слова, словно подбирал самое точное. — Это как горошина, только во сто крат мощнее. Разом открывает дар и сильный мама не горюй. Очень полезная вещь. Да только рано радоваться. Настоящая сила дара в гранях, в многоаспектном развитии своей способности. На горохе дар восходит постепенно, размеренно, ты узнаёшь его, а он узнаёт тебя, проходит с тобой дни и месяцы, налагается на опыт и самочувствие. Сначала подобно стволу дерева растёт основа, потом начинает цвести крона, и уже когда дерево подошло к плодоносу, становится важно, удобрялась ли земля, орошалась ли свежей водой, освещалась ли лучами Солнца. И коли всё было сделано, плодов нарастёт изрядно. Плоды эти и есть грани дара.

Жемчужина, в свою очередь - это азотная гидропоника. Ствол быстро вымахивает до небес, но цветение подавляется. Грани, конечно, раскрываются, но их будет не так много, как если бы дар всегда развивался на горохе. Особо выражен такой эффект у новичков. Если жемчуг принят рано, то мощная способность гарантирована, да только развить её сильнее или раскрывать грани становится почти невозможно. Эффект действует слабее на тех, кто в Стиксе не первый год, но полностью убрать его нельзя. И это далеко не единственный недостаток...

— А почему в этом элитнике жемчуга мы не нашли? — задал резонный вопрос Марк.

— Такое случается и довольно часто. В монстрах, которые досуха выжимают свои дары и силы находят меньше жемчужин чем в убитых мгновенно. Сам я свечку не держал, но по заверениям учёных, элитники могут использовать жемчуг для усиления даров в моменты смертельной опасности. Делают они это невсегда и с чем связан данный феномен для меня остаётся загадкой.

— А каковы предположения?

— Вероятно, накопление жемчужин в споровом мешке тоже помогает в их развитии, а потому они не любят переводить их по всякому поводу. Но это лишь моя догадка. Ответ здесь может быть совсем иным.

— Не повезло... — смог лишь заключить из этого мужчина.

Однако Горгон продолжил свой монолог, скорее рассуждая с самим собой чем с Марком.

Этот молодой элитник был недавно обращённым рубером. Жемчужина видать была всего одна. Ею видимо и запитал своё силовое поле в момент обвала горной породы. Потому и держался так долго. Горевать не очень, главное ноги унесли.

Марк старался уловить суть бормотаний, но тяжёлая усталость грозила свалить его с ног. Хмуря брови, он кивал, продолжая вязать узлы. Горгон, поняв, что зёрна мудрости с трудом пускают корни в истощённую кору головного мозга, решил продолжить рассказ в другой раз.

Расфасовав шарики по пакетам и карманам, он стал помогать Марку. Дело пошло быстрее, и через несколько минут простенькие бескаркасные носилки были готовы.

Уложив всё ещё бессознательного Оскара на самодельную переноску, они с Горгоном тащили парня по извилистой анфиладе. Их лица уже изрядно подморозило дыхание пещер. Волглые щёки Оскара побелели, как если бы их натёрли мелом, а лицо Горгона, напротив, зарделось, как морозная вишня. Вековая сырость жадно источила рублёные своды, и по ним, пробивая себе дорогу, струились тонкие древесные корни. Потолок, словно звёздное небо, усеивали тысячи капельных сталактитов. В свете фонаря они блестели застывшим каменным дождём. Всё в этой старой горной выработке манило своим геологическим богатством.

Фонарь Марка выцепил на стыке стен густые грозди «лунного молока». Своды штрека долго «выдаивали» известняк, чтобы получить столь крупное геологическое образование. Такие массивные карбонатные натёки, вероятно, росли на стенах галереи несколько сотен лет. Марк любил путешествия и порой ходил на «залазы» в составе тургрупп, а потому умел замечать пещерную красоту, хоть и не всегда мог дать ей название.

Пока Марк лишь смотрел, Горгон подошёл и, удерживая носилки одной рукой, зачерпнул «минерального желе», тут же и проглотив карбонатную супесь, словно то был не шмат пещерных отложений, а сочный пломбир.

Предвосхищая вопрос Марка, старожил пояснил:

— Это считай концентрированный кальций, мне сейчас для роста костей его больше всех надо. Но не боись. Есть его безопасно, потому что в каменоломне живёт колония бактерий, производящих антибиотик. Лунное молоко вбирает все вещества со стен, в том числе и тех бактерий. А если они попадут внутрь, наш иммунитет порвёт их как Тузик грелку.

Марк на этот раз уже не удивился. Он не понимал, откуда в безногом бородаче столько знаний о несвязанных между собой предметах, встречаемых на пути, и столько сил, чтобы это объяснять. Лишь кивнул головой в сторону тёмного штрека. Им ещё идти и идти, и сил говорить у Марка больше не оставалось. Однако всё же через минуту он спросил:

— Почему ты всё время что-то рассказываешь? Вряд ли нам сейчас может помочь болтовня, разве что разгонит скуку.

— Если молча посидишь в этом лабиринте пару часов, то начнёшь слышать звуки, которых тут нет, голоса людей, отсветы фонарей, далёкое эхо. Под землёй у многих крыша едет, а особенно тут, когда известь гасит звуки. Изоляция сенсорики как в бункере миллиардера. Тут надо говорить, чтобы мозг не обманулся в самый неподходящий момент.