Целительница из другого мира - Ли Ан Страница 16

— Элиана, ты в порядке? — Маша заглянула в мастерскую. — Ты так долго тут сидишь…

— Все хорошо, — я аккуратно завернула большой кристалл в ткань. — Просто работаю над кое-чем важным.

* * *

На следующий день я собрала учениц для важного урока.

— Сегодня мы учимся работать с кристаллами памяти, — объявила я, выкладывая на стол несколько малых камней.

— Это те самые волшебные камни, о которых говорила Аграфена? — спросила Дарья.

— Никакого волшебства. Это… как очень плотная запись информации. Представьте, что можно взять целую книгу и сжать ее до размера ореха.

Конечно, это было упрощение. Но как объяснить средневековым девушкам концепцию записи нейронных паттернов?

— Сначала проверим, у кого есть способности, — я взяла самый простой кристалл с записью о лекарственных травах. — Василиса, начнем с тебя.

Василиса взяла камень, закрыла глаза. Через секунду открыла:

— Ничего не происходит.

— Не пытайся взять знание силой. Расслабься. Представь, что кристалл — это друг, который хочет поделиться секретом.

Она попробовала снова. На этот раз успешно — я поняла по тому, как расширились ее глаза.

— Боже мой! Я знаю… я знаю все о подорожнике! Не просто помню — ЗНАЮ! Как будто всю жизнь с ним работала!

Следующей была Параша. У нее получилось с первого раза, но…

— В этом камне грусть, — сказала она, хмурясь. — Тот, кто записывал, был очень печален.

Она была права. Этот кристалл отец записывал после смерти матери — он упоминал об этом в дневнике.

— У тебя особый дар, — сказала я Параше. — Ты чувствуешь не только знания, но и эмоции. Это может быть очень полезно… или опасно.

Ольга и еще три ученицы тоже показали способности, хотя и разного уровня. А вот у Дарьи и двух других не получилось совсем.

— Не расстраивайтесь, — успокоила я их. — Не всем дано работать с кристаллами. Зато вы отлично справляетесь с практическими навыками.

* * *

После занятия Василиса осталась:

— Элиана, а можно я попробую что-то записать?

Я дала ей маленький чистый кристалл:

— Начни с чего-то простого. Например, как правильно накладывать повязку.

Она сосредоточилась. Кристалл слабо мерцнул и… почернел.

— Что я сделала не так⁈ — испугалась Василиса.

Я взяла почерневший камень. Холод. Страх. Отвращение.

— Ты думала о чем-то плохом?

— Я… я вспомнила, как в первый раз увидела гнойную рану. Мне стало дурно, но я пыталась записать технику перевязки…

— Вот в чем проблема. Кристаллы записывают то, что ты чувствуешь сильнее всего. Если страх сильнее желания научить — получится вот это.

Я выбросила испорченный кристалл в ведро:

— Запомни: записывать можно только в спокойном, позитивном состоянии. Иначе передашь не знания, а травмы.

Мы попробовали снова. На этот раз Василиса думала о том, как приятно помогать людям, как важно правильно обработать рану. Кристалл засветился мягким голубым светом.

— Получилось! — она просияла.

Я проверила запись. Не идеально, но для первого раза очень неплохо. Информация о наложении повязки была четкой, а главное — передавалось спокойствие и уверенность в действиях.

* * *

Следующие недели мы методично создавали библиотеку кристаллов. Я распределила работу между теми, кто показал способности:

Василиса записывала хирургические процедуры — у нее были самые ловкие руки и ясная голова. Ее кристаллы получались четкими, почти без эмоциональных примесей.

Ольга специализировалась на лекарственных растениях. Ее любовь к ботанике передавалась через записи, делая изучение трав приятным занятием.

Параша… Параша оказалась уникальной. Она не просто записывала знания — она могла «очищать» кристаллы от негативных эмоций. Однажды я дала ей кристалл, в который случайно записала свою усталость вместе с информацией о лечении лихорадки. Параша подержала камень час, и когда я проверила — усталость исчезла, осталось только чистое знание.

— Как ты это делаешь?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Просто… отделяю хорошее от плохого. Как сортируешь зерно от плевел.

* * *

В дальнем углу отцовского сундука я обнаружила еще один мешочек с кристаллами. Но эти были другими — темно-красными, почти черными.

Дневник отца пролил свет на их природу:

«Красные кристаллы растут там, где пролилась кровь в гневе. Нашел их на старом поле битвы. Они хранят не знания, а… ярость. Боль. Желание убивать. Опасно даже прикасаться без подготовки.»

Я осторожно взяла один из красных камней через ткань. Даже так чувствовалась исходящая от него злоба.

«Зачем отец их хранил?» — подумала я.

Ответ нашелся на следующей странице:

«Красный кристалл может спасти жизнь, когда нужна ярость для выживания. Раненый воин, истекающий кровью, может получить из него силу дойти до помощи. Но цена высока — душа чернеет от чужой ненависти.»

Был еще один тип — черные кристаллы. Отец хранил их отдельно, в свинцовой коробке.

«Черные камни — память о смерти. В них последние мгновения умирающих. Изучал действие ядов, записывая ощущения. Страшное знание, но иногда необходимое — чтобы распознать отравление и найти противоядие.»

Я спрятала опасные кристаллы в отдельный тайник под полом. Дай бог, чтобы они никогда не понадобились.

* * *

Однажды Параша принесла странную находку:

— Элиана, смотри, что я нашла в лесу!

Кристалл был зеленым, размером с яйцо, и светился сам по себе, без всякой записи.

— Где именно?

— У старого дуба, того, что растет на перекрестке трех дорог. Там еще камни по кругу лежат, древние.

Старое капище. Место силы. Я вспомнила записи отца о том, что кристаллы растут там, где «граница между мирами тонка».

— Покажешь мне это место?

На следующий день мы с Парашей и Василисой отправились к старому дубу. Место действительно было… особенным. Воздух казался плотнее, звуки — приглушеннее. А у корней дуба, между древними камнями, поблескивали кристаллы. Маленькие, не больше ногтя, но их было много.

— Не трогайте руками, — предупредила я, доставая заранее приготовленные щипцы и мешочки. — Неизвестно, что в них может быть записано.

Мы собрали около тридцати мелких кристаллов. Дома я осторожно проверила каждый. Большинство были пустыми — чистые носители, готовые к записи. Но несколько…

В одном была радость. Чистая, ничем не замутненная радость ребенка, увидевшего первый снег.

В другом — покой. Глубокий, умиротворенный покой старого человека, прожившего хорошую жизнь.

В третьем — любовь. Такая сильная, что у меня перехватило