Ненормальный практик 6 - Отшельник Извращённый Страница 15

— Не знаю. Думаю, никто этого не знает. Но все хотят.

Александр всё ещё не поднял перчатку. Стоял, глядя на неё, затем медленно, с сожалением, посмотрел на Карагина. Покачал головой и заговорил — громко, чётко, что в тишине слышал весь зал:

— Магистр Карагин, я глубоко разочарован. Офицер лейб-гвардии и допускаете такую непростительную ошибку.

Карагин моргнул, не ожидая именного такого ответа:

— Что? Какую ошибку? Я защищаю честь дамы от вашего хамства!

— Моего «предполагаемого» хамства, — поправил Александр, — Которое, кстати, не было установлено и подтверждено. Но это мелочи по сравнению с тем, что вы только что сделали.

Он сделал паузу, обвёл взглядом гостей, убеждаясь, что все слушают, и приступил к расправе:

— Согласно сто сорок седьмой статье Императорского Кодекса Чести, редакции одна тысяча восемьсот девяносто первого года, вызов на дуэль в присутствии члена императорской семьи является оскорблением Высочайшей особы. Статья сто сорок восемь, параграф третий, уточняет — бросание перчатки в доме, где присутствует член императорской семьи, приравнивается к демонстрации неуважения к хозяину дома.

По залу прокатился шок. Несколько юристов и знатоков этикета закивали — он был прав. Абсолютно.

Александр продолжил, куда жёстче:

— Более того, согласно Указу Его Императорского Величества от двенадцатого марта одна тысяча восемьсот девяносто четвёртого года, любая дуэль между офицерами действующей армии в военное время карается разжалованием и каторгой. Мы находимся в состоянии войны с Британской империей, магистр. Или вы не в курсе?

Карагин побледнел.

Принц на своём возвышении напрягся.

Наталья Романова-Распутина очень странно улыбнулась.

— Но самое интересное, — Александр неспешно подошёл вплотную к Карагину, и теперь они стояли лицом к лицу, — согласно древнему правилу дуэльного кодекса, только равный может вызвать равного. К тому же, магистр Карагин, вы представились защитником чести графини Засецкой. Но я не вижу здесь графа Засецкого, её отца или брата, который имел бы право требовать сатисфакции от имени семьи.

После чего он повернулся к Ирине, которая стояла бледная как молоко:

— Более того, сама дама не обратилась с формальной жалобой к хозяину дома — его высочеству принцу Виктору. Без такой жалобы, засвидетельствованной тремя незаинтересованными свидетелями благородного происхождения, ваш вызов, магистр Карагин, является не защитой чести, а ничем иным, как личным оскорблением.

Он снова повернулся к офицеру, в глазах полная доминация. Надменность, которую гвардеец не видел даже у членов императорской семьи:

— Получается интересная ситуация. Вы оскорбили принца, нарушив этикет его дома. Нарушили военный закон, вызвав на дуэль офицера в военное время. Нарушили древний этикет, решив сразиться не по рангу. И оскорбили меня безосновательным обвинением. Согласно тому же кодексу чести, теперь я имею право выбора.

Зал не дышал.

Что это…

Как мальчишка из низшей дворянской семьи способен на нечто подобное⁈

Юный Волков же закончил мысль:

— Я могу поднять вашу перчатку и принять вызов. Но тогда мы оба предстанем перед военным трибуналом. Второй вариант — могу потребовать от вас публичных извинений за необоснованное оскорбление. Ну и, третий…

Он наклонился и поднял перчатку. Но вместо того чтобы бросить её обратно в лицо Карагину или принять вызов, сделал нечто, что точно никто и никогда бы не ожидал. Тщательно отряхнул её от пыли и протянул обратно магистру:

— Могу вернуть вам вашу собственность и предложить забыть этот неприятный инцидент. Всё-таки, все мы можем ошибаться в пылу момента. Особенно когда нас направляют не те люди.

При последних словах его взгляд скользнул к возвышению, где сидел принц.

Намёк был понятен всем.

Это было уничтожение.

Во всех смыслах. На всех слоях. На всех уровнях.

Карагин стоял, краснее рака. Взять перчатку — равно признать поражение. Не взять — продолжать конфликт, который он уже проиграл не только юридически, но и во всех смыслах.

В зале висела мёртвая тишина.

Все ждали, что будет дальше.

Ох, принц…

Принц был в экстазе, только наоборот. Он был раздавлен. Свержен. Прижат каблуком сапога Ненормального Практика. Прекрасное лицо проходило через целый спектр эмоций, меняя выражения. Сначала недоумение — что происходит? Почему Карагин стоит как идиот? Затем пришло понимание всего услышанного. И с ним пришла ярость. Тонкие нежные пальцы впились в ткань камзола. Этот! Этот выскочка только что использовал против него его же собственное оружие — правила высшего света! Но как⁈ Откуда сын захудалых дворян знает параграфы Императорского Кодекса Чести⁈ Откуда ему известны тонкости указов двадцатилетней давности⁈

«Паршивец! Ничтожество! Обманщик! Бестолочь! Как он провёл меня⁈» — мысль обжигала до боли. — Он знал. Знал, что я планирую, и подготовился! Но как? Кто его предупредил⁈ Кто учил⁈"

Фрейлины рядом замерли, боясь даже дышать. Видели, как их покровитель буквально трясётся от сдерживаемой ярости. Варвара Трубецкая, что должна была «утешить» поверженного Волкова, сглотнула. Похоже, её роль в спектакле отменяется.

Графиня Романова-Распутина же медленно опустила бокал с шампанским, даже не заметив, что держала его на полпути ко рту последние три минуты. Ядовитые фиолетовые глаза горели интеллектуальным возбуждением охотницы, обнаружившей уникальную добычу.

«Это не просто везение,» — думала она, наблюдая за юным Александром. — «Он цитирует параграфы, о которых наверняка и половина юристов империи не вспомнит. Указ тысяча восемьсот девяносто четвёртого? Ненормальный Практик… Ты, оказывается, не так-то и прост. Ха… Надо же. Кто ты на самом деле, мальчик? Любопытно. Очень любопытно. Кажется, моя Корнелия не такая дура, как я думала. В нём определённо что-то есть. Что-то… опасное.»

Принцесса стояла, не скрывая восторга. Голубые глаза сияли. Она даже улыбалась. Фрейлины смотрели на неё с неким недоумением, но она не замечала их вопросительных взглядов, даже не сдержалась и прокомментировала:

— Вы видели? Это было идеально. Совершенная техника боя. Он использовал действие противника против него самого. Карагин бросился в атаку, не разведав позиции, и попал в ловушку из собственной агрессии.

Одна из фрейлин робко спросила:

— Но ваше высочество, Ненормальный Практик же просто процитировал законы?

— Просто? — Евдокия рассмеялась, а как искренне. — Он за тридцать секунд уничтожил одного из лучших дуэлянтов империи, не обнажив меча. Заставил выглядеть невежественным дураком. И самое прекрасное — дал при этом шанс Карагину отступить с честью, вернув перчатку. Это не просто победа. Это урок милосердия.

Она смотрела на Александра с восхищением:

— Вот с кем я хочу сразиться. По-настоящему. Не в бою на турнире, а в серьёзном поединке…

Сердце Виктории колотилось как безумное, в голове вихрь мыслей и чувств. Гордость. Трепет. Наслаждение. Даже, простите небеса, удовлетворение. Она ощущала всё. Это был визуальный оргазм. Только что её бывший… курсант, конечно курсант и никто более, которого все считали неудачником, только