Многоликий Янус - Светлана Малеёнок Страница 105

— Отец, прости! Прости меня, пожалуйста, за моё ужасное поведение! Прости меня за то, что была груба с тобой! Что была неблагодарной и резкой! За то, что доставила тебе столько беспокойства и проблем! – Я все говорила и говорила, выплескивая из своего сердца все то, что сказала бы своему отцу, которого никогда не видела, но которого мне всю жизнь так не хватало.

Граф некоторое время ошарашено молчал, лишь сильнее стискивая мои плечи. Но затем, в сильнейшем душевном потрясении крикнул:

— Замолчи! – И мягче добавил, — дочка я люблю тебя больше всего на свете! И я ни сколько не держу на тебя зла или обиды. Если ты что-то и делала не так, то это целиком и полностью моя вина! Значит, неправильно воспитывал. – Отец тяжело поднялся со стула и поднял меня с колен. Глядя мне в глаза добрыми и ласковым взглядом, с любовью гладил мои волосы, с улыбкой коря меня за то, что столько времени прятала от всех такую красоту!

Я потеряла счет времени. Мы долго так стояли с отцом и говорили, говорили, говорили и я уже даже и не помню о чем. Он гладил меня по голове и обнимал, мы время от времени вместе плакали, а затем, снова говорили. Но я чувствовала, как тугая пружина, сидевшая в моей душе всю мою жизнь и с годами лишь сильнее закручивающаяся, сначала ослабла, а потом и вовсе лопнула. Мне стало невообразимо легко! Казалось, что малейшее дуновение ветра, и я взлечу. Я слышала, как время от времени открывалась дверь гостиной, а затем снова закрывалась, но мы не обращали, ни на кого внимания.

В этот момент, мне захотелось, чтобы истинная хозяйка тела вовсе не возвращалась в него! И это не из-за меня и Оливера, а из-за отца. Мне становилось физически больно, когда я представляла, что эта мегера снова разобьет ему сердце, снова начав ему грубить. И, да, я почувствовала, будто по-настоящему слилась с этим телом, так как начала относиться к графу, как к своему родному отцу.

Наконец, я смогла заговорить с ним и на другую тему. Мы сидели, обнявшись, у окна на небольшой тахте, когда я спросила:

— Отец, а где сейчас Гарния и Ядвига?

Я почувствовала, как отец снова напрягся, и поспешила его успокоить.

— Все хорошо, ты не волнуйся! Я принимаю их как сестер и хочу сама им об этом сказать.

Граф недоверчиво и настороженно посмотрел мне в глаза.

— Это правда?

— Отец, я сейчас как никогда серьезна! Я с удовольствием с ними снова познакомлюсь, и, не смотря на то, что мы уже не дети, постараюсь быть им хорошей сестрой! Обещаю!

— Но, почему!? – воскликнул граф. – Отчего ты так изменилась, Аврора!? Я очень рад! Нет, я счастлив! Но, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Я опустила голову, не зная, что ему сказать, не могла же я раскрыть ему правду о себе!? Каково будет узнать старику, что рядом с ним сейчас, по сути, находится только телесная оболочка его дочери!?

— Оливер? Все дело в нем? – тихо произнес отец.

Я подняла на него взгляд.

— Это все потому, что ты влюбилась, дочь?

Невольно я расплылась в широкой улыбке, и на душе стало необычайно легко, словно я разгадала очень важную загадку! Я решила, что больше не буду отнимать у себя, дарованное мне счастье, сколько бы его не было. Я вернусь и все расскажу Оливеру! Если он меня примет такой, то мы будем счастливы столько, сколько нам отмерено судьбой.

— Да, отец, я люблю его!

— Любовь поистине способна творить чудеса! – в который раз промокая многострадальной салфеткой слезы, всхлипнул отец.

В этот момент в дверь постучали, и в проеме показалась взъерошенная голова дворецкого. Пожалуй, таким растерянным я никогда его прежде не видела.

— Виктор, что произошло? – взволнованно спросил граф.

— Ваше сиятельство! Ну, сделайте вы с этими бабами что-нибудь! Они мне весь мозг высверлили своим воем!

— С какими, бабами? – Удивленно воскликнул граф, вставая с тахты.

Я поднялась следом и успокаивающим жестом, положила руку на его плечо.

— Папа, ты не волнуйся! Это местные женщины, их приказал связать отец Оливера.

Глава 61. В ожидании встречи

Едва выйдя за дверь гостиной, мы услышали подвывающие звуки, похожие на скулеж, перемежающиеся причитаниями. Подвывание доносилось из холла. На небольшой потертой софе, в неудобных позах, сидели связанные сплетницы. Увидев графа, они завыли еще громче, соскользнули с софы и бухнулись на колени, умоляя простить их и отпустить.

Отец перевел удивленный взгляд на меня и спросил:

— Аврора, объясни мне, наконец, что здесь происходит? Это мои селянки, за что вы их так?

— Просто у некоторых очень длинный язык! – сказала я громко, глядя прямо на женщин.

– Мало того, что они сплетни распускают, так еще и считают допустимым, говорить об этом прямо в лицо своим господам! – послышался сзади грозный голос.

Мы обернулись. Винсент Райли собственной персоной, спускался с лестницы. Вид он имел отдохнувший и даже его дорожный костюм был в идеальном состоянии.

— И, какие же они сплетни распускают? – нахмурил брови отец и холодно посмотрел на провинившихся.

Почувствовав, что запахло жареным, женщины, словно по команде замолчали, тараща на нас испуганные глаза.

Оглядев всех присутствующих, причем, в холл набились и служанки, князь Райли подошел к моему отцу, и, наклонившись, зашептал ему в самое ухо. Отец, слушая, все больше хмурился, на его скулах вздулись желваки, а из груди вырвался глухой рык. Переведя взгляд на женщин, он сказал, как плюнул:

— Высечь их прилюдно! По десять плетей каждой! Чтобы неповадно было!

После оглашения сурового приговора, холл вновь огласился бабьими воплями.

— Отец, не надо! Это они не со зла, а от небольшого ума, — неожиданно вступилась я за сплетниц. И, повернувшись к отцу, добавила, — пап, ради нашего примирения, прости их, пожалуйста!

Женщины резко замолчали, вытирая слезы подолами своих юбок, и с надеждой смотрели на графа, ожидая его ответа.

Взгляд отца тут же потеплел. – Ты у меня добрая девочка, я это вижу. Но крестьян нельзя распускать, если они себе такое позволяют, значит, нет уважения к своим господам! Раньше сплетни распускали, теперь в глаза гадости говорят, а потом что? Тут уже до бунта недалеко!