Скитальцы - Хао Цзинфан Страница 36

– Тогда скажи мне, какие против них выдвинули обвинения.

– Угроза национальной безопасности.

– Какая угроза? Как это может быть?

– Я не могу сказать тебе больше того, что уже сказал.

Голос Лаака зазвучал мягче. Люинь почувствовала, что между ними протянулась невидимая веревочка. Оба тянули за свой конец. Но веревочка не растягивались ни на миллиметр. Люинь с трудом сдерживала слезы. Не говоря ни слова, Лаак налил ей чашку чая. Она покачала головой и отказалась.

Она умоляюще посмотрела в глаза Лаака:

– Дядя Лаак, я хотела тебя еще кое о чем спросить.

– О чем?

– Мой дедушка – диктатор?

Лаак посмотрел на нее так, словно пытался понять, почему она задала этот вопрос.

Через некоторое время он заговорил голосом бесстрастным и сухим, похожим на школьный учебник и столь же нереальным, как выкопанная марсианская древность при тающем свете.

– Мы должны начать с определения. Со времени «Республики» Платона значение слова «диктатор» не слишком сильно изменилось. Если кто-то способен вводить законы и по своей воле их осуществлять без каких-либо проверок и уравновешиваний, то этот человек, по всеобщему согласию, считается диктатором.

А теперь давай посмотрим на твоего деда. Он не может издавать уголовные законы по своей воле, поскольку таковые законы должны быть предложены руководителями Системы Безопасности. Он не может изменять политику судейства, потому что каждая система имеет собственную сферу автономии, а кросс-системные политические перемены требуют согласия всего состава Совета. Дела, касающиеся всей планеты, должны ставиться на голосование с участием всего населения. Консул Марса находится под постоянным надзором: центральный архив записывает и публикует всё, сказанное и сделанное им, рассказывает о совершенных под его эгидой тратах средств. Так ты считаешь его диктатором?

– Тогда почему я не могу посмотреть досье моего деда? Я же тоже часть этого надзора, верно?

Лаак медленно произнес:

– Это другое дело. Жизнь каждого человека имеет частную составляющую, такую часть, которая принадлежит только памяти. Эта часть жизни подобна рифу в море, под поверхностью воды. Никто не имеет права заглядывать в жизнь твоего деда за пределами его официальных обязанностей.

Люинь снова прикусила губу. Слова Лаака были похожи на бурный бездонный океан за его спиной.

– Что же содержится в этих досье?

– Память. Память во времени.

– Почему на Земле нет таких досье?

– Есть. Просто ты их не видела. – Голос Лаака стал еще более спокойным и медлительным. – Ты же побывала на Земле, так что знаешь, как полезны наши досье. Когда у нас человек переходит из одной мастерской в другую, ему не нужно предъявлять никаких подтверждений своей личности, открывать новый банковский счет или менять протокол регистрации жилища. Все это происходит автоматически, в фоновом режиме. Разве ты считаешь, что это неудобно? Унифицированная система централизованных записей обеспечивает это и дает возможность видеть истинную кредитную историю каждого гражданина.

– Да, это верно, – кивнула Люинь.

Она понимала, что Лаак прав. На Земле при смене работы ей приходилось заполнять целую пачку документов и нести их из одного офиса в другой, чтобы доказать, что она – это она. Затем ей нужно было представиться, пережить беседу с бюрократами, снова и снова отвечать на одни и те же вопросы, ощущать подозрение к себе и опять заполнять один бланк за другим. Она была свидетельницей подлогов и обманов, позволяемых такой системой. Да, дядя Лаак был прав, но ее вопрос состоял не в этом.

– Я вот что пытаюсь понять: зачем мы должны присваивать уникальный номер каждому человеку, статичному пространству, личности, привязанной к мастерской? Почему мы не можем перемещаться свободно, как пожелаем, забывать прошлое и воссоздавать себя? Почему мы не можем быть свободными?

– Ты можешь поступать, как пожелаешь, и ты вольна себя воссоздавать, – ответил Лаак, голос которого приобрел загадочность. – Но тебе не позволено забывать о прошлом.

Лучи закатного солнца лежали почти параллельно полу. Сгущающиеся тени делали потолок еще более высоким. Лаак всё так же прямо сидел в своем кресле, одетый в серый костюм и простую белую рубашку, воротник и манжеты которой были аккуратно застегнуты на все пуговицы. Сквозь стекла очков в черной оправе он смотрел на Люинь с сожалением. Он словно бы хотел ей сказать очень многое, не говоря ничего. Его руки плоско лежали на крышке стола и были похожи на замершие древние крылья.

Только теперь Люинь заметила в кабинете Лаака колонны. Как и в других колоннах в марсианских зданиях, в них прятались электроны, перемещающиеся по проводам. Но эти колонны напоминали столпы в древнегреческом храме, священные и торжественные. Письменный стол, хоть и был отлит из стекла, на вид был неотличим от деревянного. На поверхности письменного прибора Люинь рассмотрела загадочные узоры. Всё здесь намекало на весомость истории, как и фигура самого дяди Лаака.

Кофейня

На Марсе кофе был ненастоящий, им служил синтезированный заменитель. Напиток был не таким горьким, как кофе на Земле, но при этом отличался приятным ароматом. Можно было выбрать желаемую степень обжарки и любые добавки, включая те, которые давали бодрящий эффект. Кофейни представляли собой просторные открытые пространства. Здесь не было ни бариста, ни официантов. Посетители сами готовили себе кофе с помощью машин, встроенных в стены, а кондитеры в кухне пекли пирожные.

Поскольку в отелях и жилых домах имелись свои кофемашины, в кофейни люди ходили большей частью для того, чтобы поболтать с друзьями, поговорить о бизнесе. Поэтому такие заведения были специально рассчитаны на звукоизоляцию. С потолка свисали тоненькие звукопоглощающие панели, растения в горшках отделяли столики один от другого, сами столики стояли на приличном расстоянии друг от друга, и всё это обеспечивало нужную степень приватности.

Эта кофейня находилась на углу оживленной улицы. Посетителю, сидевшему у окна, был виден магазин одежды с левой стороны, магазин, где продавались картины в рамах – с правой, а на противоположной стороне улицы – театр под открытым небом, обрамленный кустами. Вдоль тротуаров стояли статуи знаменитых шеф-поваров, поскольку вся улица была посвящена искусству кулинарии. На Марсе почти все улицы были названы в честь выдающихся личностей – ученых, инженеров, модельеров и так далее. На каждой улице имелась своя подборка статуй. Одни из них представляли собой торжественно замершие фигуры, другие запечатлевали персонажей в комические моменты. Статуи великих шеф-поваров вдоль этой улицы выглядели особенно живо. Все они были изображены в самых разных позах, в окружении изображений их самых коронных блюд. Это были остановленные мгновения зыбкого вкуса.

Мимо кофейни вприпрыжку промчалась группа