Скитальцы - Хао Цзинфан Страница 35

– Я хочу знать.

– Хорошо.

Он встал и прикоснулся к стене. Защитные обои скользнули в сторону и обнажили металлическую решетку с прямоугольниками, похожими на ящики картотеки. Все эти прямоугольники были коричневыми, с золотистым ободком. Посередине каждого прямоугольника было изображено круглое кольцо, а под ним – белая табличка. Всё это было имитацией, но создавалось полное впечатление, что можно подойти, потянуть за кольцо и выдвинуть каталожный ящик.

Так выглядела вся стена, сверху донизу, и это произвело на Люинь сильнейшее впечатление. Лаак пошел вдоль стены, поглядывая на надписи на «ящиках». Он остановился, прикоснулся к одному из коричневых прямоугольников и ввел несколько команд. Из глубины стены донеслось гудение.

Вскоре из щели в боку прямоугольника выползла полоска электронной бумаги.

Лаак взял ее и протянул Люинь. Люинь взяла распечатку бережно, словно наполненную до краев чашу, и уставилась на нее, не моргая. Распечатка представляла собой результаты ее тестирования за пять лет до отправки на Землю. Общее число баллов удивительно ярко выглядело на фоне прозрачного стекловолокна. Каждая цифра ножом ударила в сердце девушки.

Люинь прочла распечатку несколько раз и только потом оторвала от нее глаза. Она заранее знала, о чем ей скажут эти цифры, и вот теперь получила подтверждение.

– Почему меня включили в группу?

Лаак покачал головой:

– Я могу предоставить тебе факты, но не могу подсказать причины.

– Я хочу знать, кто был другим учеником. Или ученицей.

– Какой другой ученик? Ты о чем?

– Я о том, кто должен был лететь на Землю. О том, с кем я поменялась судьбой.

Мгновение растерянности.

– Я не знаю.

– Этого не может быть! – вырвалось у Люинь. – Ты был одним из тех, кто отвечал за проведение экзамена.

Она понимала, как неуважительно прозвучали ее слова. Она терпеть не могла себя за то, как срывалась, когда была охвачена смятением. Она отвернулась, чтобы успокоиться.

Глаза дяди Лаака наполнились сожалением и волнением.

– Даже если бы я знал, – проговорил он, – я бы не смог тебе сказать. Ты имеешь право просмотреть собственное досье, а я не имею права сказать тебе, что записано в чужом досье.

Люинь уставилась на собственные руки. Она сидела на старомодном офисном стуле с высокими подлокотниками. Кресло словно бы обнимало ее, и у Люинь было такое чувство, что это ей сейчас очень нужно. Когда оторвавшийся от берега утес наконец падал в море, оказавшись в глубине, он мог вызвать цунами.

– Дядя Лаак, – спросила Люинь. – Я могу посмотреть чье-то досье?

– Нет.

– Даже досье родственника?

– Нельзя.

– А я думала, что наш основной принцип в том, что досье каждого человека прозрачно.

– Это верно, но есть два условия. Либо субъект добровольно открывает свое досье, либо такового раскрытия может потребовать закон. Всё, что бы ни создал гражданин, чем бы он ни желал поделиться с остальными гражданами, открыто и принадлежит всем – как открыты политические предложения, которые граждане высказывают правительству, как финансовые отчеты, связанные с деятельностью властей, как ответственность управленцев. Но во всём остальном каждый гражданин имеет право на свободу частной жизни. Большинство личных файлов никогда не обнародуется и становится частью исторической памяти. И так было всегда, в любой эпохе.

– Значит, я даже досье моих родителей не могу посмотреть.

– Нет, если они свои данные не публиковали.

– Я пыталась искать сведения о моей матери, но все открытые публикации прекратились за два года до ее смерти, когда она покинула свою мастерскую. Я не знаю… Впечатление такое, словно этих двух лет вообще не было, не было ничего, что с ней происходило после этого.

В глазах Лаака Люинь увидела сочувствие, но его голос ничего не выдал.

– Мне очень жаль.

– Но почему?

– Открытые публикации основаны на ее работе в мастерской. Как только прекратилась ее регистрация, публикаций больше не могло быть.

– Иначе говоря, для системы человек без регистрации в мастерской всё равно что мертвый.

– Можно и так сказать.

В окно проникали косые лучи солнечного света и бесстрастно, с геометрической точностью делили стену на участки. Оказавшиеся в тени прямоугольники, хранившие досье, уподобились бездонному морю. Люинь понимала, что дядя Лаак прав, что верно всё то, о чем он ей говорил – верно настолько, что это повергло ее в отчаяние.

– Так вот что означает – быть зарегистрированным?

– Не совсем.

– Тогда в чем же смысл регистрации?

– В распределении ресурсов. В справедливом, открытом, прозрачном распределении ресурсов. Система гарантирует каждому получение того, что ему полагается – ни на пенни больше, ни на пенни меньше. Никаких секретов и недомолвок.

– Мы получаем выплаты в соответствии с возрастом. Какое же это имеет отношение к регистрации и мастерским?

– Ты говоришь о пособии на жизненные нужды, а это ничтожно малая часть капитала системы. Эта часть действительно никак не связана с регистрацией и основана исключительно на возрасте. Но когда человек становится взрослым, он понимает, что пособие на самые необходимые нужды – это не основная часть капитала, который можно заработать в обществе. Большая часть экономической активности граждан связана с научно-исследовательскими фондами, стоимостью создания чего бы то ни было, ценой производства, ценой приобретаемого сырья и продажей законченной продукции и так далее. Потоки капитала движутся строго внутри структуры мастерских, хотя мастерские просто размещают капитал, и в итоге он возвращается в коллективное русло. Это единственный способ обеспечить единую надежную систему взаиморасчетов. Без регистрационного номера система не позволит тебе участвовать в этом процессе.

– А почему кто-то не может заниматься научными исследованиями сам по себе, вне системы?

– Если хочешь, ты можешь это делать, но при этом жить ты будешь исключительно на свое пособие и не сумеешь прибегать к финансированию из общественных фондов. Если мы позволим появиться хотя бы одной прорехе в плотине, которая оберегает общественное благосостояние от частных рук, то в эту прореху сразу бурным потоком хлынут коррупция, накопительство и алчность.

– А если кто-то не желает никакого общественного финансирования, то отказ от регистрации – это преступление?

– Нет, это не преступление.

– И такого человека не отправят в ссылку?

– Нет.

– Тогда почему погибли мои отец и мать?

Чтобы задать последний вопрос, Люинь понадобилось всё мужество, каким она владела. Она прикусила пересохшую от волнения нижнюю губу, ее сердце бешено колотилось, словно бы ударяясь о ребра. К ее изумлению, Лаак не изменился в лице. Он сидел в кресле спокойно и прямо. Он был готов к этому вопросу.

– Они погибли при аварии. Мне очень жаль.

– Я не это имела в виду. Я спрашиваю о том, за что их наказали и сослали на горные разработки.

– Я