Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу Страница 26

– Внутри, понимаешь?

Достаю аппарат УЗИ и провожу датчиком по груди. Тук-тук-тук, тук-тук-тук. Отстукиваю рукой ритм. Когда я прикладываю датчик к груди Свинстера, он моментально вскидывает ушки.

Разглядывая следующий снимок, говорит: Сердце дает нам жизнь.

– Верно. Сердце очень важный орган.

Достаю телефон и показываю ему фото Фитча.

Сын Фитч, говорит он. Сын Фитч. Фитч тоже болеет?

– У Фитча было слабое сердце, – объясняю я. – И он заразился болезнью, которую ты видел по телевизору. – Я отстукиваю на боку Свинстера нормальный сердечный ритм – бабубум, бабубум, бабубум, а потом показываю аритмию – бабабумбумбум, бумбум, бабабум, бабабум, бабабум. – У тебя сердце человека, – я провожу пальцем по большой желтой стрелке на диаграмме, которая ведет от свиного сердца к человеческому. – Твоя работа – спасать людей.

Свинстер снова долго обдумывает услышанное. Ложится на бок и дергает ушами.

Свиньи не спасли Фитча, говорит он.

– Нет, но многих других спасли.

Без сердца свинья умрет.

– Да, – киваю я. – Без сердца свинья умрет.

Свинстер долго бродит по комнате в задумчивости, потом включает телевизор. Щелкает каналы и остается на том, где показывают путешествие в Мачу-Пикчу. Снова начинает быстро-быстро фыркать.

Я никогда туда не поеду, говорит он. Опять переключает канал, на экране целуются, идет старая серия «Бухты Доусона».

У меня никогда такого не будет.

Он хочет снова переключить канал. Я кладу ему руку на копытце.

– Ты особенный, – хочется сказать ему правду – но то, что делает тебя особенным, одновременно тебя и убивает. Я произношу фразу мысленно, надеясь, что он меня слышит. – Чего ты хочешь?

Хочу домой. Не быть здесь.

Звоню Патрис и прошу их с Эмми как можно скорее подогнать лабораторный фургон к служебному входу. Нанятый для охраны коп все равно почти все время рубится в игрушки на телефоне или ищет в Интернете другую работу, так что вряд ли он нас поймает, а к утру мы вернемся.

– Свинский экспресс подан, – объявляет Эмми, придерживая раздвижную дверь. – Куда едем?

– Ко мне.

Запрыгнув на заднее сидение к Эмми и Свинстеру, я оборачиваюсь к водительскому месту и говорю Патрис:

– Спасибо, что согласилась.

Ее трясет. Она сидит, вцепившись в руль.

– Не переживай. Если нас поймают, я скажу, что заставил тебя.

– Нет проблем, – отвечает она.

Но я-то вижу, что проблемы есть, еще какие.

Мы с Эмми стараемся не заслонять Свинстеру обзор. Он прилип к заднему стеклу – впервые разглядывает мир за пределами кампуса и комментирует все, что видит.

Синяя машина. Грузовик. Статуя. Высокий дом. Леди бежит.

– И какой у нас план? – спрашивает Эмми, сдвигая Свинстера в сторону.

– Это не побег из тюрьмы, – отвечаю я. – По крайней мере пока. Нужно все обдумать. Куда мы его повезем? Так-то ему нигде не место.

– Зачем мы вообще его забрали?

Я чешу Свинстеру бочка. Он сидит, раззявив пасть в глупой улыбке, язык болтается.

– Он просился домой. Я решил дать ему дом, пускай лишь на одну ночь.

Мы затаскиваем Свинстера в мою двухкомнатную холостяцкую квартирку. Я очень стараюсь не привлечь внимание немногих оставшихся соседей. Но, конечно же, нас замечают подростки, курящие кальян на заднем сиденье припаркованного во дворе пикапа.

– Вау, мистер доктор, клевая хрюшка! – кричит один. – Дать ему затянуться?

– Закон не запрещает, – вторит ему другой. – Обожаю «Бэйба»!

Я демонстрирую им отставленные большие пальцы. Три месяца назад возле их дома стояла скорая, и вскоре компания уменьшилась на одного человека. Парни, нахохлившись и натянув на головы капюшоны толстовок, стояли во дворе под дождем и звали своего друга: «Лука! Лука! Лука!» Словно воющие на луну воины на поле битвы. Узнав, что их братишка умер, я напечатал для них список всего, что делать можно и что делать нельзя: «Не плавать в океане. Не есть импортное мясо и морепродукты. Почаще мыть руки. Заниматься безопасным сексом. В случае лихорадки или непривычной боли сразу обращаться к врачу». А вместе с ним вручил им свою визитку с написанным сзади личным номером.

– Молодец, свинья![3] – говорю я.

– Глядите-ка, киноман, – фыркает третий студент.

– Так вот где творится волшебство, – восклицает Эмми, когда я запускаю всех в квартиру и веду в гостиную.

– Я здесь почти не бываю, – отвечаю я.

Смахиваю с дивана мусор и грязное белье и стелю перед камином одеяло для Свинстера. Огонь, огонь, огонь. Рождество, камин.

– До Рождества еще месяц. Но подарок для тебя у нас, наверно, найдется.

Я нахожу старый мячик Фитча, с которым ему так и не удалось поиграть, и кидаю Свинстеру. Уже перевалило за полночь. У нас шесть часов максимум, потом нужно будет возвращаться в лабораторию.

– Что будем делать? – спрашивает Патрис.

Она, вся на нервах, сгорбившись, сидит в уголке дивана.

– Для начала нальем тебе выпить.

Заглянув в кухню, я возвращаюсь с бутылкой бурбона и тремя стаканами. Перебрав несколько вариантов, мы решаем смотреть рождественскую классику. Эмми и Патрис выбирают «Это замечательная жизнь». Свинстер хочет «Рождество Чарли Брауна». Вот мы и вместе. Настоящая семья.

– Может, поедим чего-нибудь? – предлагает Эмми.

Вернувшись на кухню, разогреваю все оставшиеся замороженные блюда – три бефстроганова и две вегетарианские лазаньи. Потом звоню в круглосуточный магазин и заказываю торт и свечи. Когда я возвращаюсь, странная счастливая семейка смотрит, как Джордж Бейли обещает Мэри достать луну с неба. Свинстера очень интересует новая обстановка, он разглядывает фотографии на стенах, нюхает пятна на ковре. Свернувшись рядом с ним, я достаю альбом с фотографиями и стараюсь не прятать от него мысли. Свинстер расспрашивает про каждый снимок. Кто? Где? Давно? Еще никогда никто не был так увлечен моей жизнью. Океан, говорит свин.

– Мы с бывшей женой ездили на медовый месяц на Гаваи.

Такой большой. Такой синий.

Я представляю, как мы с Дорри ныряем у побережья Мауи, разглядываем давно умершие коралловые рифы, и надеюсь, что Свинстер сможет прочувствовать, каково это – быть в воде.

В середине второго фильма мы ненадолго отвлекаемся на торт. Патрис заранее зажгла на нем свечки, и мы поем «С днем рождения тебя!», хотя Свинстера выпустили из родильного отделения только в марте прошлого года.

– Загадай желание, – говорю я.

Интересно, что он загадал. Ведь ни одно из его желаний не сбудется. Возможно, он и сам это понимает.

Чарли Браун украшает свою жалкую елку, а мне тем временем приходит письмо от декана Хайеса. В конце недели Свинстер навсегда покинет лабораторию и будет передан под надзор государства в учреждение, находящееся за пределами университетского кампуса. Эмми и Патрис сидят на диване