Паргелион - Аня Тормент Страница 7

Глава вторая. Возмездие

Никогда не ходите в места, в которые ходить запрещено. Они навевают мучительные сны, после чего наступает прозрение, осознание собственной убогой реальности.

Так случилось и с Дарой. Что-то тяжёлое, вязкое надавило на грудь, оставляя без всякой возможности пошевелиться. Ловя ртом воздух, девочка пыталась вырваться из этой неподвижности, но безрезультатно. Казалось, кто-то обхватил щупальцами страха её ноги, затем кисти рук, предплечья, а потом засмеялся мерзким смехом Ситху. Она знала, о чем он смеётся. Знала, но не могла выдавить из себя ни слова. Но все же дёрнулась, вскрикнула и резко скинула безликую тварь.

Всё переменилось, и теперь девочка была в городе. Да, это он, мёртвый город, только вовсе не тот, который она видела. Это был молодой город, ещё не изувеченный временем, не разодранный в клочья неумолимой судьбой. Улицы чисты и свежи, как ветер ранним утром, пахнет зеленью и цветами, пахнет чем-то сладким, пахнет ягодами. Мимо проплывают люди, размытые, нечёткие силуэты, мимо скользят тени минувшего, мимо несутся с пугающей скоростью вереницы прошлых событий. Даре хочется свернуть в переулок и пройти немного дальше. А теперь — ещё дальше. По глазам бьёт внезапный луч утреннего солнца. Зрение на миг пропадает, но что-то тянет её вперёд. Впереди люди, несколько человек. Но вот их все больше и больше, они идут, влекомые исходящим из центра круглого помоста сиянием. Дару тянет туда же. Подойдя, она видит, что сияние состоит из множества мелких светящихся частиц. Они медленно плывут в пространстве, притягивают к себе. Дара подходит так близко, что может протянуть руку и коснуться сияния. Пальцы обжигает болью, но она не отдёргивает руки. Подносит вторую и наблюдает, как мелкие частицы света пронзают её кисти, как они проходят сквозь кожу и кости, что-то меняют, трансформируют в ней, в её плоти, в её мозгу, в её крови.

Шум.

Удар.

Падение.

Она открывает глаза.

Полутьма избы не обманула Дару — уже давно рассвело. Мать оставила занавески закрытыми. Из окон сквозило серостью. Девочка потянулась и села. Ушли, не стали будить.

Она справила нужду в уже наполовину заполненную деревянную кадку и принялась шарить на столе в поисках съестного. Вкус холодного супа вернул её в реальность. Стоит лишь вспомнить, что у тебя есть тело — голодное, мучимое жаждой, — и всё, что было во сне, отступает, а потом забывается, затирается в потоке повседневности, и ты снова и снова теряешь какую-то часть себя. Опустошив миску, Дара выглянула в окно: чьи-то следы на свежевыпавшем снегу, как будто кто-то убегал прочь.

Несколько дней ничего не происходило. Нарушительница запретов снова и снова прокручивала в голове свою дорогу домой, пытаясь определить по знакам, которым она, может, не придала значения, кто это мог быть. Каким точно был цвет его одежды? Как тогда пахло? Издавал ли он какие-то звуки, кашлял ли? Все эти потуги оказались безрезультатны. Тем не менее пока никто не приходил и не допытывался, где она была в тот день. А значит, варианта было два: либо тайный наблюдатель отмалчивался, либо это был чужак. А если последнее — нужно было сказать.

Предположим, далеко, за много километров, дальше мёртвого города, есть ещё город, где живут люди. Остались жить, вопреки россказням местных знатоков, включая её мать. И наблюдатель пришёл оттуда, только что ему тут понадобилось? И, если он действительно из какого-то далёкого, гипотетически существующего города или деревни, такой же, как их, то наверняка пришёл не один. Где же тогда его сотоварищи? И вопрос поинтересней — что, если они знают про существование их деревни? Что, если они — кто бы они ни были — нападут? Эх, как же быть. Рассказать — огрести, но не рассказывать… Кто знает, что может случиться?

Вытерев нос — сраная простуда, — Дара принялась ожесточённо ворошить угли в печи. Смысла своей злости не понимала даже она сама. Всё вроде как оборачивалось удачно. Тут она ойкнула и выронила кочергу — на коже виднелась всё ярче проступающая алая полоса. А ведь руки только начали заживать, ну что за срань, что за полоса неудачи! Швырнув в угол деревянную ложку, она приложила к ожогу кухонную тряпку.

Злилась она прежде всего на свою нерешительность. Злилась на брата, который был так туп и недогадлив, не видел, что с ней что-то не так и не приставал с расспросами. На мать, которая донимала её своими разговорами. Иногда Дара и вовсе не слушала её, просто смотрела на тёмные волосы, чуть сплюснутое круглое лицо, крупный нос, тоненькие ниточки рта и думала, что мать, наверное, не глупа. Или была не глупа, раньше. Просто стала такой, потому что так легче выживать. А ведь она помнила мир до, хоть и была тогда совсем маленькой девочкой.

Отойдя подальше, Дара принялась перебирать деревянные фигурки, аккуратно расставленные на полке. Их все вырезал Кий — и этого петуха с заносчивой миной, который поднял клюв кверху, и медведя. Правда, он вышел не очень достоверно. Да что там, медведя Кий видел всего один раз и тогда чуть не помер, а статуэтку эту он делал по чучелу, которое было самой выдающейся достопримечательностью деревни и размещалось в избе мастера Миро. Говорили, что он когда-то убил медведя длинным мечом, которым он мастерски орудовал, но старик не подтверждал этих слухов и упорно настаивал, что медведя ему подарил старый друг, которого уже нет в живых. Дальше на полке пристроились несколько свиней и поросят разного размера и степени проработки — одно время Кий очень увлекался их вырезанием, что он только в них нашёл. Дальше были лица, имеющие отдалённое сходство с соседской девушкой, пара лошадей, одна с кривыми ногами, и наконец она, коробочка. Дара взяла её и повертела в руках — приятно было наблюдать, как светлая серебристая поверхность отражает свет. Это был шестигранник со множеством мелких дырочек по сторонам, создававших словно бы тканый узор. На одной из граней был рисунок в виде спирали или свернувшейся клубком змеи, из которой исходило две скрещивающихся линии. Что было внутри — неизвестно. Маленькая Дара всё пыталась извлечь хоть что-нибудь из загадочного предмета, но эти попытки заканчивались тем, что она в гневе швыряла коробочку в дальний угол. Когда волна раздражения затухала, малышка всегда доставала оттуда любимый предмет и бережно прятала под матрас. Если это игрушка, то как в неё играть, если техническое средство — то для чего оно предназначено. Но как она