Сад эдельвейсов - Лили Мокашь Страница 39

– Разве мы не торопимся?

– Торопимся, конечно. Но в супермаркете же есть продукты.

– И где мы с тобой из них будем что-то готовить?

Я усмехнулась.

– Как насчет молочного коктейля? Банана? Разве это не еда? А для готовности один нужно всего лишь встряхнуть, с другого – стянуть кожицу.

Стас закивал в такт тихой музыке, что играла все это время в салоне.

– Звучит неплохо, но это все холодное, а хочется горячего.

– Да ладно, до обеда в спа-центре всего ничего осталось.

– Если успеем обратно, – верно подметил он. – А это вряд ли удастся, если продолжим ползти как улитки.

– Ладно. Больше не буду просить ехать помедленнее. Уговорил.

* * *

Когда мы бродили по лабиринту стеллажей, заваленных всевозможными крупами, хозяйственными средствами и сладостями, в поисках стенда с красками для волос, я много размышляла над неожиданным подарком Стасу от Владимира. Мне тоже казалась странной идея, что вечный, чьи дети в обозримом будущем упорхнут кто куда, откажется от знакового места в Ксертони легко и без лишних просьб.

Владимир ничего не делал просто так. И внутренняя настороженность от услышанной новости буквально кричала в голове не своим голосом, что нужно ждать беды. Но вот какой, и могли бы мы ее предотвратить? Ответа не приходило.

– Знаешь, а ты ведь первый сын Владимира.

– И что? – Стас присел на корточки и принялся рассматривать чипсы на самом нижнем ряду.

– Может, он решил переписать его именно на тебя как на своего наследника. Ну, знаешь, тому, на чьи плечи ляжет защита Ксертони после него.

Стас повернулся ко мне с таким видом, будто я сморозила очередную глупость:

– Удобно получается, если вывернуть все таким образом. Даже с налетом чести. – Он усмехнулся и слегка повел плечом, будто отбрасывая сложившуюся в голове картинку. – Блудный сын, что собирается уехать из Ксертони и поучиться в другом городе, обязательно должен почувствовать вину – из-за надежд, которые на него возложили, а он их не оправдал.

– Владимир сильно расстроился, когда узнал твои планы, да?

– Я бы сказал, он никак не отреагировал. Спокойно выслушал, похлопал по плечу и сказал, что ему пора в больницу. – Стас поднялся, прихватив с собой ярко-салатовый пакет с чипсами. – Знаешь, последнее время он будто нас всех избегает. Кроме Макса, разумеется.

– Макс все так же у него на побегушках?

Мы пошли вдоль очередного ряда.

– Не сказал бы. Кажется, случившееся с тобой сильно поменяло отношение Макса к делам отца. Знаешь, он ведь чувствует себя виноватым.

– Макс-то почему? – искренне удивилась я. – В отличие от вашего отца, он-то как раз помог мне. Не знаю, что было бы, если бы он не снял с Каандора проклятье.

– То, в форме змеи, да?

Я кивнула и постаралась внимательнее рассматривать полки, думая, что было бы неплохо привезти с собой в спа-комплекс, но на голодный желудок это довольно трудная задача: глаза разбегались от изобилия товаров в супермаркете. Хотелось взять всего по чуть-чуть, но я прекрасно понимала, что так я не съем и половину купленного. Впрочем, мне на помощь всегда готов прийти Артур.

– Мама до сих пор не понимает его природу.

– А Каандор что на этот счет говорит?

Я устало выдохнула. Ну почему все вокруг считали Каандора каким-то добрым дядюшкой, у которого всегда найдется объяснение на любой вопрос и пара карамелек в кармане про запас на случай, если ты сильно загрустил? Если бы Каандора видели другие, давно бы поняли, с кем мне приходится иметь дело каждый день. И ведь от него никуда не спрятаться, не скрыться. Он всегда со мной. Хочу я этого или нет.

«Без тебя не было бы меня», – зловещим тоном почти на ухо сказал дух. От неожиданности я подскочила и случайно задела локтем пластиковую бутылку с газировкой. Та накренилась, а затем полетела с полки вниз, но Стас успел перехватить ее раньше, чем дно коснулось пола.

– Дай угадаю: отвлеклась на Каандора?

– Как ты понял?

– Это не сложно: ты всегда резко уходишь в себя и забываешь, что последнее у тебя спросили, если кто-то недавно его упомянул.

– На самом деле он объявляется чаще.

Я нашла глазами своего темного попутчика, который со скучающим видом стоял через несколько рядов от нас и беззаботно подбрасывал яблоко. Надеюсь, оно не было настоящим, с прилавка, а просто иллюзией, иначе мне искренне жаль бедных посетителей магазина, которые видят странно левитирующий в воздухе фрукт. Обернувшись и посмотрев по сторонам, я заметила, что вокруг спокойно. Никто не падал в обморок и не хватался за сердце. Вот и славно. Порой реальность довольно трудно отличить от иллюзии, когда твоя жизнь – то, что другие считают вымыслом.

– Знаешь, мне хочется верить, что Владимир просто видит в тебе продолжение наследия Ольги. Он любил ее, пусть проявление его чувства и могло казаться странным.

– Настолько странным, что отец согласился обречь ее на смерть, – с презрением продолжил Стас, обращаясь скорее к собственным мыслям, чем требуя от меня доказать обратное.

Когда разговор зашел о матери Стаса, пусть и приемной, он заметно поник, и я успела пожалеть, что озвучила свое предположение. Слова, которые предназначались для утешения, напомнили ему о его горе. Мне трудно было понять поступок Ольги: желать стать человеком, когда за твоей спиной пятеро воспитанников, рассчитывающих на опору родителя длиною в вечность. Стабильность семьи Смирновых оказалась иллюзорной. Они лишились той, кого, казалось, никто и никогда не сможет у них отнять.

Как, наверное, хорошо считать, что рядом с тобой всегда, век за веком, будет кто-то родной. Не замечать, как постепенно родители стареют, а их здоровье ухудшается. Никакой постепенно закрадывающейся в волосы седины, никаких новых морщин на лбу, а вслед за ними – бессчетных визитов к врачу, где каждый раз на неудобном стуле ждешь диагноза, надеясь, что он не станет точкой невозврата. Должно быть, это чертовски страшно узнать, что твое тело медленно гибнет, перечеркивая все запланированное и руша мечты.

Еще страшнее, когда первым сдается не тело, а разум. Болезнь нежно берет нестарого еще человека под руку и обманом уводит вглубь лабиринта. Дни начинают путаться, а все до боли знакомые лица становятся чужими. Человек становится невыносимо подозрительным, видя во всех зло, и медленно окунается в пучины безумия, постепенно затихает внутренний голос, который устает твердить, что все обязательно наладится.

Меня пугало это в старении. Однако Ольга, живя так долго среди людей и зная наверняка больше меня о всевозможных исходах,