Участковый - Павел Барчук Страница 32

Смотрел он на меня с любопытством, будто мы случайно встретились в очереди за колбасой, а вовсе не на кладбище.

— Мешают?– тихо, почти участливо спросил он, кивнув в сторону пацанов.

Я, все еще не оправившись от шока, машинально ответил:

— Да… то есть, мешают. Очень.

— А… — протянул мужичок. — Ну, щас. Погодь.

Он как-то грустно вздохнул, потом сделал шаг в сторону и вытащил из кустов большую спортивную сумку. Появление сумки удивило меня не меньше, чем присутствие непонятного деда. Впрочем то, насколько бесшумно он двигался, тоже вызывало ряд вопросов. Когда дедуля переступал с ноги на ногу, под весом его тела не приминалась трава. А должна бы!

Мужичок открыл свой баул, вытащил оттуда черную хламиду, встряхнул ее, накинул на плечи, аккуратно застегнулся и надел на голову капюшон.

Потом он снова нырнул в кусты и вытащил из зарослей… косу! Самую настоящую косу, которой обычно в деревне косят траву.

— Что ж ты, сынок, так рот-то раскрыл? Чай не птенец, червяков уже никто носить не будет.– Усмехнулся дед, примеряясь, в какую руку ему лучше взять свое орудие труда.

А я реально стоял с открытым ртом, охреневая от всего происходящего.

Только собираясь сказать ему, что вмешиваться не надо, сам разберусь, как началось ТАКОЕ…

Во-первых, мужичок будто вытянулся. Не просто выпрямил спину, а реально вырос на полметра. Он стал высоким и каким-то слишком худым. Ну или это у меня начались зрительные галлюцинации, чего я, в принципе, тоже не исключаю.

Лицо дедули, спрятанное в тени капюшона, резко побледнело, морщины разгладились. А глаза вообще провалились куда-то внутрь, оставив на физиономии этого гражданина только темные провалы глазниц.

В общем-то, если не придираться к деталям, передо мной стояло нечто, сильно похожее на классический вариант Жнеца или самой Смерти, только почему-то в кроссовках, которые скромно выглядывали из-под черного струящегося одеяния.

— Ааааа… Ыыыы… — Промычал я, потому что адекватных слов у меня просто не нашлось.

Дедуля поднял руку, показал мне костлявыми пальцами жест «ок», тихо хохотнул, а потом спокойненько вышел из-за дерева и остановился напротив лавочки, на которой сидели парни.

— Ребятки, — раздался низкий и звенящий, будто скрежет льда, голос, — А ну, разошлись по домам. Мамки волнуются

Эффект превзошёл все ожидания. Парни сначала резко обернулись, посмотрели на того, кто к ним обращается. Около минуты ничего не происходило. Пацаны просто пялились на фигуру в черном плаще с открытыми ртами и молчали. А вот уже после этого…

Пацан с гитарой выдал звук, средний между писком и мычанием, вскочил с лавочки и метнулся в сторону. К сожалению, направление он выбрал не совсем верное, а потому на всем ходу врезался в «Комсомольца». Раздался звонкий, веселый хлопок удара одного лба о другой. Оба парня, и Лёха, и депутатик, взвыли, отскочив друг от друга. Правда было не понятно, в чем причина воя. То ли это у них от боли вышло, удар получился сильным, то ли от страха.

Илья открыл рот, тихонечко проскулил протяжное:«И-и-и-и…» а потом тоже вскочил, выронив свою авоську. Из авоськи с противным лязгом выкатились три пустые бутылки и батон. Звон стекла в ночной кладбищенской тишине прозвучал особенно жутко.

— Ну, и долго вы на меня глазеть будете? Я вам что, картина лубочная? Тогда деньги платите за погляд. — Насмешливо произнес дед.

Вернее, то, что под плащом скрывается дед, знал только я. Для пацанов все выглядело так, будто с ними разговаривает самая настоящая Смерть. Ну или кто-то, очень сильно на нее похожий.

Однако, героизма парням было не занимать. Даже гордость взяла за юное советское поколение. Хотя, может дело совсем в другом, и они просто не хотели уронить мужское достоинство в глазах друг друга.

Алеша, потирая лоб, тихонечко отодвинулся в сторону от «Комсомольца» и заодно он фигуры в плаще. Илья скромно замер возле лавочки, одним глазом косясь на откатившиеся бутылки. Он явно испытывал противоречивые чувства. С одной стороны понимал, бутылки очень нужны, иначе батя точно выдерет. С другой, может и не так уж страшно получить ремнем промеж лопаток. По крайней меры, батя не будет тыкать в лицо косой, которая в лунном свете зловеще поблескивала наточенным, острым лезвием.

Первым взял себя в руки «комсомолец». Его идеологически выверенное лицо обрело решительность. Эту решительность не портило даже здоровое красное пятно на лбу, намекавшее, что вот-вот там вырастет шишка. Он выпрямился, как на партсобрании, и сделал шаг вперёд.

— Гражданин! — отчеканил пацан. — Что за хулиганские выходки? Вы, по-видимому, не в себе! Мы здесь…

— ЭТО Я ЗДЕСЬ! МОЕ!– перебил дед пацана, наращивая громкость. Его голос стал звучать еще более зловеще. — Плоть истлела в земле! Мои кости стучат по крышке гроба, когда кто-то громко разговаривает! И вы… вы своими дурацкими спорами… МЕШАЕТЕ МНЕ ГНИТЬ!

Алёша, бледный как полотно, два раза икнул, а потом тихо простонал:

— Парни, он гнить хочет… Мы ему мешаем…

— Не верьте этому саботажнику! — не сдавался «комсомолец». — Он просто пьяный! Или… Или это Васька специально с кем-то договорился!

Дедуля медленно повернулся к депутатику, протянул руку в его сторону, согнув пальцы, а потом могильным голосом простонал:

— Отдай… мою… косточку…

— Какую косточку? — Растерялся «комсомолец», — У меня нет вашей косточки! — Голос у парня дрогнул.

— Ту, что у тебя в горле застряла… когда ты в столовой котлету жрал… ОНА… МОЯ!

Собственно говоря, уверен, какую-нибудь котлету пацан где-нибудь точно ел. Не сегодня, так вчера. Рацион советских граждан не сильно отличается разнообразием. Наверное, именно поэтому слова о котлете оказали на него самое мощное действие. Мощнее, чем черный балахон и коса.

Это был переломный момент. Рациональное мышление «комсомольца» дало трещину. Его взгляд метнулся сначала к Алёше, который прижимая гитару к груди, тихонечко начал пятиться назад. Потом к Илье, который старательно одной ногой пытался подкатить бутылки поближе, а рукой незаметно подобрать батон.

— Может, он и правда… того? Хозяин…– дрожащим голосом прошептал Лёха. — Мне бабушка говорила, тут один плохой человек похоронен…

Дедуля, видимо, решил добить парней финальным аккордом. Он подпрыгнул на месте и с диким завыванием, выкрикнул:

— Убирайтесь с моего кладбища! А то заберу с собой в гроб. Всех! В один гроб! Будет тесно, но весело!

Больше