Встретимся вчера - Сара Сук Страница 28

ПареньизРаменИчираку33: Все нормально. Это правда самое трудное. Кстати, официальная просьба – поменять название форума на «Почему так трудно сохранять спокойствие?».

Четырнадцать

ВОТ КАК-ТО ТАК.

На меня смотрят в упор четыре пары глаз, даже пять, если считать аджумму[21] из киоска с ходу-гваджа. У Боры отвисает челюсть:

– Ты… что… Что это было?

– Вот черт, – говорит Зак. На его лице отражается догадка. – У тебя же синдром чувственного искривления времени.

У меня кружится голова.

– Эй, ну-ка, расступитесь все, – говорит Чун Хо, бросая взгляд на друзей. Он делает шаг ко мне, его лицо смягчается: – Ты как, в порядке?

Я киваю, хотя я совсем не в порядке.

– Все норм, – говорю. Я, конечно, имею в виду НОРМ. Вот бы здесь была Никита. Вот бы здесь не было никого. – Сколько времени?

СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ Я ОТСУТСТВОВАЛА?

– Времени? Одиннадцать сорок семь, – сообщает Чун Хо.

Проверяю телефон. На экране застыло «11:40». Меня не было всего семь минут. Не много. Не мало.

– Мы сначала думали, ты прикалываешься, – говорит Юл, отходя от шока, – в прятки играешь. Уже хотели идти тебя искать!

– Аджумма клялась, что видела, как ты исчезла, но мы ей не верили, – добавляет Бора, кивая на продавщицу ходу-гваджа. Та смотрит на меня глазами размером с блюдца. – Подумать только. Мы ведь как раз говорили про СЧИВ…

Аджумма из киоска не единственная, кто на меня пялится.

Многие прохожие видели, как я появилась, и остановились поглазеть. Некоторые даже нацелили на меня камеры смартфонов, как будто ждут, что я снова исчезну. Будто это такой аттракцион. Я чувствую себя совсем как на той выставке: голова пульсирует, люди спрашивают, могу ли я повторить это на камеру.

Меня подташнивает.

ЧТО ДАЛЬШЕ?

– Эйми? – слышу я голос Чун Хо как будто за миллион километров.

Мне тяжело дышать. Как много народу. Мой мозг словно пытается обработать слишком большой объем информации, и его коротит. Он словно не знает, куда приземлиться, и просто снижается по спирали. Вниз, вниз, вниз.

Толпа зевак.

Мама, свернувшаяся калачиком на пляжном полотенце.

Не смотрите на меня.

Вокруг нее – стены песочной крепости.

Надо выбираться отсюда.

Женщина, смотревшая на море. Кто она? Что она делала в моем воспоминании?

Я не могу дышать.

– Эйми! – снова говорит Чун Хо.

Это перебор.

ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.

Пока ничего хорошего, но я успокаиваю Чун Хо. Даже пытаюсь улыбаться. Он не верит, но это неважно. Единственное, что важно, – убраться отсюда к черту.

– Знаете, мне вообще-то уже пора, – говорю я, стараясь вести себя нормально. Выходит так себе. – Я тут вспомнила, что у меня дела.

Ребята переглядываются, и это невыносимо.

– Я с тобой, – говорит Чун Хо.

– Нет-нет, пожалуйста, я не хочу портить вам прогулку. Сходите в Сеульский лес сами. А я как-нибудь потом.

Не дожидаясь возражений, удаляюсь, машу им, улыбаюсь до боли в щеках. Чун Хо делает шаг в мою сторону, но я не даю ему шанса. Поворачиваюсь спиной к нему и остальным и мчусь к станции, сбрасывая улыбку с лица.

Я ухожу так быстро, как только могу.

Чун Хо:

Эй, маякни, как доберешься. И если захочешь поговорить.

Чун Хо:

Надеюсь, ты в порядке.

Я:

Дома! Спасибо! Сейчас хочу отдохнуть, но потом поговорим!

Как-то так. Восклицательные знаки в сообщении должны показать Чун Хо, что я в полном порядке. Или просто свихнулась.

Он и его друзья, наверное, больше никогда не захотят меня видеть.

Я снова в квартире комо, в пижаме, свернулась в кровати. Всего час дня, но это единственное место, где я хочу сейчас быть. Одна, жалюзи задернуты – никакого света.

Без конца думаю о своем воспоминании. О женщине, которую я там видела. Она словно туда не вписывалась. Она определенно туда не вписывалась.

«Тот парень пробежал сквозь нее, – шепчу я сама себе. – Она была в белом пальто летом».

Так я лежу без движения долго-долго, снова и снова прокручивая в голове этот момент. Проходит час. Два часа. В три часа дня (23:00 по Ванкуверу) на моем телефоне звякает сообщение от Никиты.

Никита:

Эй! Дай знать, если можешь говорить. Кажется, у меня есть для тебя новые вводные.

Смотрю на экран. В обычном состоянии я бы поддалась любопытству и перезвонила, но сейчас я во власти оцепенения. Есть только один человек, с которым мне хочется поговорить прямо сейчас. Встаю с постели и открываю жалюзи, щурясь от света, внезапно залившего комнату. Вызываю по «ФейсТайму» аппу, жду ответа. Его лицо появляется после второго звонка. Он сидит за нашим кухонным столом, уже выставил упаковку хлопьев и зеленую кружку на утро. От этого зрелища веет таким странным уютом, что я готова зареветь.

– Эйми? Что-то случилось? – спрашивает он.

«Надо же, по моему лицу догадался, что у меня проблемы», – успеваю подумать я. А потом до меня доходит, что он просто не привык к моим видеозвонкам, вот и насторожился. Я и в лучшие времена нечасто звонила ему без повода, но теперь, когда у нас такие натянутые отношения, это явный сигнал тревоги.

– Да нет, все в порядке, – отвечаю я.

– Ладно. Рад это слышать. Как там тетя?

– Отлично. Ходили тут на рынок, ели ттокпокки.

По его губам пробегает еле заметная улыбка.

– Я их когда-то тоже часто ел.

Я жду подробностей, но он замолкает. Мне хочется спросить, помнит ли он тот день на пляже, когда мы строили песочную крепость вокруг мамы. Вспоминает ли, как она рыдала над ореховым пирожным и что он при этом чувствовал. И знает ли он, есть ли у нее СЧИВ. И возможно даже, знает ли он, была ли та женщина из воспоминания, которая исчезла за миг до меня, моей мамой. Потому что я не могу отделаться от мысли, что это она.

Но тишина между нами становится слишком долгой, слишком неловкой, и, прежде чем мне удается подобрать слова, он говорит: «Ну, я, наверное, буду ложиться. Передашь тете привет?»

Я проглатываю все вопросы. Мне ничего не остается, как ответить:

– Передам. Спокойной ночи.

Он машет с улыбкой и отключается.

Комо приходит с работы и застает меня снова в постели. Она приоткрывает дверь и заглядывает в щелку:

– Эйми! Ты здесь?

– М-м-м, – глухо мычу я в подушку, поднимаю голову, – я тут.

– Ча?

– Нет, не сплю. Так, отдыхаю.