Грим - Анастасия Худякова Страница 20

– Я не помешал? Удобно говорить?

– Я как раз еду домой.

– Ты изменила расписание приемов?

– Нет. Ездила на место преступления с группой. Извини, больше ничего сказать не могу.

– Конечно, понимаю. Разобралась с тем подозреваемым?

– Можно и так сказать. Наверно.

В голосе Теодоры мало что осталось от той свирепой решимости. Теперь он звучал как-то подавленно, бесцветно. Отчего-то это разочаровало Романа.

– Хотел спросить тебя как профессионала. Если человеку мерещится, что за ним кто-то крадется в темноте, – это психоз, да?

– Вовсе не обязательно. Психоз, мания преследования, паранойя, шизофрения, болезнь Паркинсона, органический галлюциноз, бредовое расстройство, биполярное расстройство. Или тебя на самом деле кто-то преследует.

– Спасибо больше, Тео! Именно это все я и хотел услышать ночью.

Он никогда раньше не называл ее так. Ему понравилось. Он улыбнулся про себя и решил, что только так и будет звать ее впредь, разумеется, кроме тех моментов, когда она выведет его из себя.

Роман не мог знать, что так имел привычку называть ее лишь один человек, который как раз и находился с ней в одной машине, рассекающей темноту на пути в город. Теодора вздрогнула, услышав это обращение, и покосилась на водителя. Сам он с преувеличенным вниманием следил за дорогой, но ловил каждое ее слово и пытался расслышать голос в трубке телефона.

– Не… – начала было Теодора, но осеклась. – Ладно. Ну а еще какие-нибудь подробности? Одних галлюцинаций слишком мало, чтобы поставить диагноз.

– М-м-м, дай подумать… Глаза слезятся иногда. Еще просто так дал старику триста крон, чтоб он смог добраться к дочке. Что-то не похоже на меня. Как будто мозг размякает от такой щедрости. Еще… нездоровое желание все время говорить с тобой?

Роман замолчал, жалея, что не может видеть выражение ее лица сейчас. О чем он думал? Он не должен говорить с ней об этом. Как бы ни хотелось, но всего иметь нельзя. Есть вещи несовместимые, тем более на оси жизни одного человека. Роман сделал свой выбор, вогнав нож в тело Левиса и в десяток тел до него. Сегодня он праздновал победу, к которой шел много лет. Она пьянила его, и, подобно опьяненному, Роман дал слабину.

– Все-таки похоже на обсессивно-компульсивное, ты уж извини. – Теодора свела все к шутке. Ее голос прозвучал обычно: она смогла не выдать своего замешательства. А Роман улыбнулся: такая реакция вызвала у него гордость за нее. Наверно, Теодора смогла бы объяснить его чувства просто и понятно, препарировав на психологические термины и логические заключения. Черт возьми, мог же он подарить себе праздник хотя бы сегодня?

– Не весело это все. Придется таскаться к терапевту и все такое.

– Доктор Торп, мой коллега, занимается тяжелыми случаями. Дам контакты, если будет нужно.

– Спасибо, ты настоящий друг. – Роман замолчал, потом продолжил: – Теодора, мне не очень понравилось, как мы расстались в последний раз. Я вел себя как кретин, да?

– Совсем чуть-чуть.

– Тогда ты просто обязана сжалиться над моим нестабильным психологическим состоянием и позволить мне реабилитироваться.

– Реабилитация – долгий и нелегкий процесс.

– Ты самая терпеливая из всех, кого я знаю, так что выдержишь.

– Благодарю. Но пока не могу дать тебе никакого обещания.

– Теодора, – официальным тоном проговорил Роман. – Позволь напомнить, что когда-то и ты давала священнейшую клятву Гиппократа. А это значит, что ты просто не можешь отказать умоляющему о помощи безумцу.

– Так тебе уже поставили диагноз? Как интересно. Ты мог бы предупредить раньше.

– Ну, теперь ты знаешь.

– Так в чем твой вопрос?

Роману показалось, она обратилась к кому-то еще, прикрыв микрофон рукой.

– Мой старый приятель собирается отмечать юбилей и в тот же день жениться. В общем, готовится вечеринка года и подготовка по всей строгости. Но так вышло, что он поссорился с несколькими родственниками, и теперь ему срочно нужно найти гостей на освободившиеся места. Я не вдавался в подробности, но для невесты это катастрофа. Так что он слезно умоляет тех, кто собирался прийти один, привести еще одного гостя. Я, признаться, ненавижу торжества, тем более свадьбы, и тем более – все вместе. Но мне бы не хотелось его подвести. И если ты поедешь со мной, я смогу все это пережить.

– Почему я, Роман? – спросила она серьезно.

– Потому что если я позову Мортена или Рорка, буду выглядеть слегка странно, не находишь?

– Нисколько.

– Теодора, сжалься! Буду должен.

– Когда свадьба?

– Через три недели ровно. Это в Мандале.

Она задумалась.

– Ничего, если я дам тебе ответ на неделе?

– Конечно.

Он был уверен, что услышит отказ, и грустно улыбнулся уголком рта, глядя под ноги. Впереди уже виднелись огни – там начинался пригород.

– Роман, у тебя все хорошо? – внезапно спросила Теодора.

– Конечно, – ответил он. – Мне пора идти. Приятного вечера, Теодора.

Роман не посмел назвать ее Тео снова. Сильнее, чем когда-либо, он почувствовал, что не имеет на нее никаких прав и что для него она так же недостижима, как справедливость и баланс сил в мире. Он не замедлил шага, когда, попрощавшись, она положила трубку. Не глядя сунул телефон в карман и сжал руки в кулаки. Вырвавшиеся из темноты огни города слепили и не давали глазам покрыться предательской влажной пеленой. В автобусе Роман всю дорогу глядел прямо перед собой, намеренно избегая своего отражения в темном стекле. Он пошел на поводу у слабости и почти предал самого себя. Еще не совсем, но предатель становится таковым, уже просто замыслив измену. Никто не должен был вставать между ним и его целью, и даже предполагать такую возможность уже немыслимо. Чувства отвлекут его внимание, ослабят бдительность, вскружат голову, спутав мысли. Но страшнее всего то, что план, от которого он никогда не откажется, скорее всего, станет угрожать смертельной опасностью не только преступникам и лжецам, но и ей. Вместо того, чтобы гордиться тем, что уничтожил очередного врага, он себя презирал. Дома, не зажигая свет, Роман прошел через пустую гостиную и, скинув одежду, напоминавшую о сегодняшней особенной жертве, опустился на табурет у рояля. Он играл до тех пор, пока пальцы не перестали слушаться.

За окном посыпался крупный снег. Вначале он бесследно таял, но холод победил, напирая мощью и ледяной яростью, принудив его оседать на земле и крыше. Утром, когда Роман поднялся чуть позже обычного и выглянул в окно, он окаменел и долго смотрел вниз, на белую землю, сплошь покрытую темными следами лап, слишком больших для собаки и хаотичных, оставленных будто в каком-то безумном танце, способном напугать даже человека, отрицающего страх как