Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная Страница 19

– Ты настоящий друг.

– Я настоящий фамильяр, – скромно заверил он, выклевывая из пирога начинку. – Я обязан тебя защищать, особенно если ты делаешь глупости.

Последнюю часть фразы я пропустила мимо ушей и подвинула ворону еще и свою слойку со сгущенкой, которую он, разумеется, немедленно склевал.

Глава 10

Дни шли своим чередом. Я, кажется, наконец вошла в ритм города и академии: занималась с Дмитрием, постигая математику и сакральную геометрию, гуляла с вороном, постепенно расширяя горизонты. Иногда пернатый просил не возвращать его в вольер на время моих занятий и куда-то улетал, но я никогда не спрашивала его, куда летает и как он там проводит время. Хоть ворон и мой фамильяр, мне это казалось неэтичным, ведь у него была какая-то жизнь до меня, о которой он мне не рассказывал (а я и не лезла к нему с этим), – возможно, он возвращался туда.

Улицы обрели не только имена, но и свои неповторимые нюансы и складывались в огромную мозаику города, который раньше будто состоял для меня из ключевых достопримечательностей и академии. Парадный фасад академии смотрел на Соляной переулок, в «Люди обожают» я ходила по улице Пестеля, а булочная находилась на пересечении с Моховой, через Литейный в разные стороны вело множество путей, артиллерийская академия, как и заброшка со стражем-грифоном, стояла на Чайковского…

Я попросила у ворона разрешения (хотя он сказал, что я могу не спрашивать: заначка была его, но деньги теперь мои) и купила себе компактную печатную машинку. Творческое задание писала уже на ней. Новый набор карандашей и красок тоже приобрела, поскольку захваченное из родительского дома вдруг стало выглядеть жалко и печально – эдакими остатками былой роскоши.

– Я тебя не спрашивал, но, похоже, уже пора задать этот вопрос, – обратился ко мне ворон во время очередной прогулки. – Могу я спросить?

Мы с ним забрели на Петроградскую сторону и неспешно шли по Каменноостровскому проспекту в сторону метро «Черная речка».

– Спрашивай, – напряглась я: вдруг он сейчас начнет допытываться о чем-то личном.

– Ты решила поступать в академию магических искусств, – тем временем сказал мой фамильяр. – Что тебя к этому побудило?

У меня сразу отлегло от сердца. На этот вопрос я могла отвечать много и пространно.

– Это будет долго, – предупредила я.

– Без проблем, – согласился ворон. – Почему именно эта академия?

– Начнем с того, что академий магических искусств у нас в стране всего две – в Москве и в Питере, – напомнила я. – Если ты помнишь, я приехала в Питер на каникулы и влюбилась в город, поэтому вопроса, в какую из двух академий я хочу, не стояло. Плюс для меня и до этой поездки Питер был синонимом искусства и магии искусства. Но тебе, если я правильно понимаю, хочется понять… мои мотивы в целом, так?

– Да, – согласился он, – ты права. Мне бы хотелось знать больше. Как ты вообще додумалась до поступления в академию магических искусств?

– Я, кажется, тебе уже говорила: с детства мечтала в нее поступить. Точнее, так: я с самого детства, сколько себя помню, была уверена, что буду учиться в магической академии. Как будто бы это знание всегда жило со мной. Более того, это не мечта родителей – они-то как раз считали магию баловством…

– Но твой отец… – начал было ворон.

– Хранитель закона и порядка, – согласно закончила его фразу я. – По сути, маг, но, как бы тебе это объяснить… Во-первых, он довольно поздно повысил квалификацию. Во-вторых, это всегда так подавалось, как какая-то другая магия – более правильная, что ли. Социально одобряемая, вот. Мол, что такое искусство – так, бесполезные красивости, а магия закона и порядка – это про поддержание законодательной системы и ее структуры, про важные для государства вещи. А искусство… Ерунда и трата времени. Да, для общего развития это хорошо, но делать это профессией… Скажем так, в моей семье искусство как профессия негласно осуждалось. Хотя бабушка, например, открыто заявляла, что все профессиональные художники или алкоголики, или женщины легкого поведения. Она тетушке не дала на художника поступить. Ее саму звали на мастера слова в Москве, говорили, что у нее хороший слог, то, что надо для мастера, но она отказалась. Сказала, что уже в шестнадцать лет отлично понимала, это не профессия, славы не обрящешь, денег не заработаешь, да еще на тебя пальцем будут показывать, как на богему недобитую. «Все мы в детстве рисовали и писали стихи, это лучше, чем в подворотнях собакам хвосты крутить, но работу потом выбрали настоящую и стали нормальными людьми», – процитировала я бабушкино высказывание. – При этом я с детства твердо знала, что буду учиться в академии искусств, и все тут.

Ворон молчал и внимательно слушал.

– Вообще, смешно, конечно, – продолжала я. – Водить ребенка по музеям, приучать к прекрасному, отправлять в художественную школу, давать доступ к книгам не по возрасту, поощрять написание текстов, а когда ребенок заявляет, что хочет быть мастером слова или художником, говорить ему, мол, это все блажь и нужно не маяться дурью, а выбрать земную специальность и потом найти нормальную работу.

Ворон тяжело вздохнул.

– В общем, я как будто знала это с самого детства: я буду учиться в академии магических искусств. Это стало моей мечтой – поступить в академию.

– Не думаешь ли ты, что это детский, а потом и юношеский протест? – задумчиво поинтересовался пернатый. – При таких-то семейных вводных.

– Нет, – ответила я. – Я об этом думала: а не хочу ли выступить в пику родне, из вредности или из принципа. Мой ответ: нет. Я не чувствую в себе протеста, когда об этом думаю. Я чувствую воодушевление, чувствую стремление, мне действительно это нравится. Когда я пишу или рисую, это придает мне сил, окрыляет. Еще мне бы, пожалуй, хотелось, чтобы такие же люди, как мои родственники, не думали о магии искусства как о чем-то неважном. Я бы хотела доказать, что это важно и имеет место быть ровно так же, как и прочая магия.

– Но если ты так любишь искусство, могла бы найти себя и без магии – пойти на журналистику или в литературный, поступить для начала в художественное училище…

– Как ты помнишь, родители были резко против, а я все же от них зависела.

Я хотела сказать ворону, что тогда была совсем другой и что мне потребовалось пять долгих лет и одно высшее образование, чтобы понять: родители не убьют меня физически и даже не выгонят из дома (хотя сколько я уже выслушала о своем решении и еще наслушаюсь), поступи я по-своему, но прозаически изрекла:

– К тому же у нас в городе не было журфака и литфака. Это тоже только Москва и Питер, ну или Казань какая-нибудь. В принципе, журналистом можно было и после филфака работать, но истории про мое трудоустройство я тебе уже рассказывала. Про обычное художественное училище мне сразу думать запретили: это же училище, то есть среднее специальное образование. Позор семьи практически. Ребенок родителей с высшим образованием, гимназист с медалью – и вдруг пойдет в шарагу. Но дело даже не в этом… Дело в том, что для меня магические искусства – это больше, чем просто искусства…

Я не завершила свою мысль. Ворон коснулся меня крылом, привлекая мое внимание, и указал на конструктивистское здание на перекрестке.

– Зайдем во двор, – даже не попросил, а скорее приказал мой фамильяр.

Я кивнула и, перейдя дорогу, вошла в арку. Двор утопал в зелени. По левую руку от меня располагалась детская площадка, а справа находились лавочки и фонтан в виде слона. Воды в фонтане, правда, не было.

– Давай посидим тут немного, – предложил ворон.

– Давай, – согласилась я и опустилась на ближайшую к фонтану лавочку.

Ворон слетел с моего плеча и угнездился рядом. Так мы сидели некоторое время. Ворон молчал, я разглядывала двор. Заметила, что напротив, на первом этаже, находится небольшой театр. По фасаду шла надпись: «Музыка у дома». Наверное, это было название.

Интересно, подумалось мне, ведь если мой фамильяр попросил меня зайти сюда, этот двор ему чем-то важен. Возможно, тут жил или все еще живет его бывший владелец.

– Ты рассказывала про свои мотивы, – наконец отрешенным голосом