Духи Минска - Екатерина Стрингель Страница 18

– Ладно… Я постараюсь, – Паша заговорил спокойным тоном. – Я жил когда‐то в этом доме. Я ходил в школу, иногда прогуливал ее с друзьями. Любил смотреть скачки на ипподроме, будь они неладны. Мама и папа считали, что это не место для приличного парня. Говорили, что я должен бросить рисование и скачки, хорошо учиться, чтобы стать торговцем, как они. Отец работал управляющим продуктового магазина, в подвале которого мы сейчас находимся. Он хотел, чтобы со временем я стал таким же, как он. Единственный, кто меня поддерживал в рисовании, – это моя младшая сестра Аня. Ты не подумай, мы, как все братья и сестры, часто спорили и даже дрались. Но когда садились вместе рисовать, становились лучшими друзьями.

В тот день мы собирались с ней сходить погулять в парк, мне хотелось отвлечь ее. Она очень расстроилась из-за того, что отменили концерт, который обещали сделать по случаю открытия Комсомольского озера. Никто ей не объяснил, что происходит.

Утром того самого дня я снова проснулся от рева сирен. По радио передали, чтобы все сохраняли спокойствие. Мы с родителями и сестрой подскочили, начали судорожно собираться. Я сильно паниковал, успел схватить только пару вещей и самое дорогое – альбом с рисунками. Отец закинул его в коробку с документами, и мы побежали вниз.

Пока мы бежали ко входу в магазин, прогремел взрыв. Аня вскрикнула и спряталась за папу. Это было похоже на гром от грозы, только гораздо сильнее. Я сразу понял – взорвалась бомба. С фасада дома посыпалась штукатурка, нас сильно тряхнуло, уши заложило… Этот грохот… Он словно взорвал мой мир навсегда, а то, что осталось, – лишь жалкие осколки.

Мы забежали в магазин, и папа отвел нас в подвал, который построили глубоко под землей как бомбоубежище, но в мирное время помещение использовалось в качестве склада.

Паша замолчал. Его лицо скривилось, словно он испытывает боль даже будучи духом. Он смотрел куда‐то сквозь Настю, потом вздрогнул и прикрыл лицо руками. Через несколько минут Настя робко кашлянула, призрак вздрогнул и снова заговорил.

– Извини… Отвлекся. Когда столько лет один, тяжело привыкнуть к тому, что кто‐то может слушать тебя. – Паша выпрямился и опустил руки.

– Меня и при жизни редко слушают, – хмыкнула Настя.

– Не верю, ты отличный собеседник! Самый лучший! – подскочил призрак и повернулся к Насте.

– Ты так говоришь, потому что давно ни с кем не общался, – отмахнулась Настя и решила вернуть разговор в нужное русло: – Слушай, а какой это был год?

– Когда это все произошло, шел тысяча девятьсот сорок первый, – скромно ответил Паша. Настя же вздрогнула, в глазах потемнело, дыхание перехватило.

– Это же Великая Отеч… – Она осеклась и закрыла рот рукой. – Расскажи, пожалуйста, что было дальше?

– Позже к нам в бомбоубежище спустились еще и соседи. У отца в подвале хранился запас одежды и еды: он как будто готовился к тому, что произойдет. В одном из помещений лежали матрасы и спальные мешки, в другом еда, лекарства, свечи и столовые приборы. Вот только убежище оказалось рассчитано на десять человек, а спустилось двадцать. Мы спали по очереди, потому что всем не хватало мест, а еще дежурили, чтобы никто не пробрался к нам.

Мы слышали, как где‐то наверху летают бомбы и гремят взрывы. Воображение рисовало страшные картины: что весь наш дом давно разрушен и мы сидим в подвале под обломками. Я вздрагивал каждый раз, когда слышал взрыв, а Аня и мама начинали плакать. Отец же становился все мрачнее и мрачнее.

Кроме нас, в подвале ютилось еще шесть семей. Отец позвал туда всех, кого встретил. Остальные соседи отправились за город, а кто‐то остался в своей квартире. Что с ними случилось дальше, я не знаю, но надеюсь, что им удалось спастись.

На складе мы нашли мешки картошки и лука, тушенку и сгущенку. Отец заранее позаботился об этом, но не учел, что еду нужно как‐то готовить. У нас не было плиты, и приходилось делать костер из деревянных ящиков прямо в шахте грузового лифта. Шахта вытягивала дым, чтобы мы не задохнулись в подвале. Мама и другие женщины по очереди готовили еду на всех. Потом мы подходили к шахте лифта, садились вокруг нее и кушали. По свету из нее мы понимали, день там или ночь сейчас. Готовили только ночью, чтобы никто не заметил наш дым из подвала. После еды каждый рассказывал какую‐нибудь историю, а остальные слушали. Это очень помогало отвлечься.

Мы все надеялись, что взрывы вот-вот прекратятся и мы сможем выбраться на поверхность. Но они не заканчивались несколько суток. Сначала грохотало так, что земля ходила ходуном, потом взрывов стало меньше, а через три дня все прекратилось. Но мы были слишком напуганы, чтобы решиться выйти из убежища.

На третий день в кране закончилась вода. Она просто перестала течь. Нас охватила паника. Папа сказал, что, скорее всего, разрушили водонапорную башню. У нас оставалось немного питьевой воды, мы начали очень сильно ее экономить. На четвертый день пропало электричество. Хорошо, что отец запасся и свечами тоже.

Когда всех начала мучить жажда, наш сосед дядя Вася решился сходить наверх на разведку. Мы ждали его, затаив дыхание. Через несколько минут он вернулся с бутылками воды «Боржом» – нашел их на витрине. Папа рассказывал, что эту минералку привозят из Грузии. Дядя Вася принес целую корзину стеклянных бутылок, но сказал, что больше там нет: остальные разбились от взрывов. Мне казалось, что это самая вкусная вода в жизни.

Другие мужчины подключились к нему и пошли наверх вместе. Отец пошел с ними, чтобы посмотреть, что стало с магазином. Принесли еще консервов, которые уцелели на полках. Вернувшись, отец и остальные рассказали о том, что видели в окна магазина: многие здания вокруг оказались разрушены, над руинами поднимался дым. Мама и другие женщины попросили больше не ходить наверх.

На следующий день дядя Жора и дядя Гриша уговорили отца сходить на разведку на улицу. Они дождались ночи и пошли наверх, хорошенько замаскировав вход в подвал. Они долго не появлялись, мы начали переживать. Мама и Аня сильно плакали.

На следующий день они вернулись. Дядя Жора и дядя Гриша тащили под руки окровавленного отца. Оказалось, что он сильно ранен в ногу и стонал от боли. В него выстрелили фашисты, пуля прошла навылет, но сильно повредила ногу.

Я закрыл Ане глаза и не давал смотреть