Право на дом - Анна Щучкина Страница 6

Сопротивление? Но кто его ведет? Это же самоубийство! Много веков никто не смел и подумать о предательстве. Город, несмотря на последний дар Бастарии – упиры, всегда охранялся драконами отца, возле дворца расположены казармы с десятками отрядов, стены днем и ночью под управлением городской стражи. И тот, кто вдохновил простой люд, должен был прекрасно знать: мятеж в столице не имеет смысла. Всех бунтовщиков уничтожат в кратчайшее время.

Если только это сделано не для отвода глаз и истинная цель не отец и принцесса Аниса.

Я подбежал к храму. Горстка испуганных людей – обычные солдаты и целых два кричащих на них офицера, впрочем, не торопящихся бросаться вперед. Им не удалось пройти дальше края площади Пяти углов. Послышался топот, я оглянулся – мои солдаты и еще несколько призванных отрядов с командирами во главе собрались позади меня, опасливо поглядывая на огромную зверюгу.

Глубоко вдохнув, я закричал:

– Тайрод!

Зеленый дракон медленно повернул ко мне морду. Он занимал две трети площади перед храмом, так расположив половину массивного туловища на ступенях, чтобы никто не мог пройти через главный вход. Хвост дракона был высоко поднят и покачивался над головой. В хищных глазах Тайрода отразилось, как мне показалось, узнавание. Я сделал шаг. Дракон ощерил клыки и утробно зарычал.

А вот такое поведение – именно то, чего я и боялся. Уверенность, что это не отец поднял в воздух стаю, все больше крепла во мне. Тайрод не зря занимал место вожака столько веков. Он тонко чувствовал опасность, был невероятно умен и всегда готов разорвать любого, кто посмеет в присутствии отца обнажить сталь.

Даже если это принц – кровь от крови и плоть от плоти его хозяина.

– Тайрод, императору грозит опасность! Мы пришли защитить его и принцессу Анису, клянусь!

Махнув тяжелым хвостом, дракон чуть не размазал меня по мостовой – я еле успел отскочить. Шипы, заскрежетав, выбили искру из брусчатки, а двух солдат, стоящих позади меня, нанизало на них, и хвост с грохотом врезался в стену дома, превращая людей в кровавые лепешки. Брызнул камень, имперцы в ужасе отпрыгнули на несколько шагов. Дракон оглушительно заревел.

Тогда, прошептав слова молитвы, я закрыл глаза, растворяясь в грохоте и шуме, рычании и криках.

Ярость, ниспосланная мне в смирение богодраконами, затлела, засияла, вспыхивая и озаряя светом источник.

Я мысленно коснулся его, и гладь дрогнула. Словно трещина пошла по плотно пригнанной крышке. Капля за каплей…

Я вспомнил огромные глаза, подернутые синевой. Белые ресницы, обрамляющие их. Тихий шепот: «Ищи… ищи…» И то, как отозвалась сила, наполняя источник.

«Молодец, Винсент. А теперь аккуратно тяни, тяни…»

Он подсказал мне, что делать и как.

Тишина. Дракон перестал бушевать и внимательно, склонив голову по-собачьи, с явным удивлением смотрел на меня.

–Тайрод,– сказал я, вложив в слова всю собранную силу, тонким ручьем струящуюся из источника. – Мы не враги. Но если ты не пустишь нас в храм, то враги доберутся до отца.

Дракон не шевельнулся. Его глаза, в которых светился древний, непостижимый для моего крошечного мозга ум, хищно сощурились.

Я не отводил взгляд.

Медленно, очень медленно дракон повиновался и отполз, оставив узкий проход между своей тушей и стеной дома – такой, что мы могли пройти только по одному, строго друг за другом. Я выдохнул, стирая пот со лба. Вся сила ушла на эти слова, ярость потухла, а крышка снова отрезала меня от источника.

Солдаты перешептывались, стоя в нерешительности и косясь на хвост, который мог обрушиться на нас в любой момент. Я велел поторапливаться, командиры повторили мой приказ, и мы вбежали по ступеням в храм.

Смрад крови и смерти встретил нас в главном зале. Густой запах ненависти и металла. Воздух плотный и тяжелый – упиры работали бесперебойно.

Несколько испуганных придворных стояли возле лестницы, ведущей к истукану. Пытались отдышаться стражники с мечами, а подле их ног лежали убитые. Не только подле них – на лестнице по одному, по двое, у стен зала, свешивались из придворных лож, стонали в углах. Некоторых стражники скрутили и поставили на колени. Ложа сенаторов пустовала. Я искал Аджита и Тана и вздохнул с облегчением, увидев, что они живы и оба вытирают клинки от крови, стоя возле отцов. Лежащие рядом с ними убитые, судя по одеждам, принадлежали к дитто из двух знатных домов. Стоны раненых изредка прорывали мрачную завесу тишины, свидетельствуя о едва-едва закончившемся бое.

Император возвышался над всеми, почти со скукой наблюдая за корчащимися людьми внизу. Позади него, распахнув в реве каменную пасть, недобро глядел Эарт. А перед отцом, на две ступени ниже, стоял Густаво с обнаженным мечом. Сталь покраснела от крови. При виде нас начальник императорской стражи со вздохом опустил клинок.

– Что-то вы припозднились, Винсент, – проговорил отец, отряхивая рукав от крови. Поморщившись, он резко сказал: – Схватить его. До выяснения всех обстоятельств считать пособником бастарда.

* * *

Выяснение всех обстоятельств заняло сутки. Мятеж подавили быстро: драконы жестоко растерзали всех бунтующих на улице, едва отец выглянул из храма. Солдаты за день прочесали весь город, вламываясь в дома, забирая тех, кто отрицал свою вину и покрывал мятежников. А их предводителя, молодого рыжеволосого парня из Сопротивления, сутки допрашивали. Отец лично присутствовал при этом. Потом предателя с выколотыми глазами и вырванным языком привязали голым к черному столбу на главной площади, а на шею повесили табличку:

«Я отверг милостиво протянутую руку императора – да не видят глаза мои больше ничьей милости. Я посмел произносить хулу на императора – да молчит мой язык вечно».

В пяти шагах от столба поставили корзину с камнями, и любой желающий мог бросить в приговоренного увесистый черный голыш. Если богодракон будет добр к несчастному, точный удар в голову быстро лишит его жизни. А если нет… мучительная казнь растянется не на один день, пока жара, зной да хищные птицы не добьют обреченное существо.

Всех устроивших резню в священном храме Эарта также допросили, но почтительно повесили на стенах города. Как-никак они – предатели – принадлежали к трем главным домам. Главу же Сената взяли под стражу как вероятного пособника мятежника Костераля, богопротивного бастарда.

Допросили и меня – в присутствии отца и Густаво в кабинете императора. Где я был, что делал и почему, несмотря на обязанность принца сопровождать отца на всех торжественных мероприятиях, меня не оказалось в храме.

Густаво, опередив мой ответ, сказал, что в этот день мне нездоровилось и, приняв лекарство, я спал до