Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская Страница 55

Во внутренних коридорах тянуло сыростью. Тонкая щель вдоль стены чуть ниже уровня глаз давала приглушенный свет. Через нее Луций увидел, как в залу прошел Гай Корвин в сопровождении Публия.

Луций выругался себе под нос и жадно прильнул к щели.

16

Симпозиум

Щель в стене была скрыта от гостей тонкой паутиной печатей. От этого фигуры в зале казались Луцию нечеткими, однако он их безошибочно узнавал. Гай Корвин прислонился плечом к колонне. Его лица Луций не видел. Публий остановился рядом и скрестил руки на груди.

– Ты должен их отрезать, – негромко сказал Публий.

– Я говорил, что отрежу, когда начнется война.

– Война давно идет, – он вздохнул, – это варварство, Гай. Сенат не воспримет тебя всерьез.

– Это не варварство, это обет, – Корвин упрямо посмотрел на Публия, – дались Сенату мои волосы!

Его кудри были собраны в хвост. Публий уже набрал воздух в грудь и собирался что-то сказать, но, помедлив, махнул рукой.

– Тебе лишь бы перечить. – Он встал рядом с Гаем так, чтобы видеть зал, и выражение его лица Луций не рассмотрел.

Гай промолчал. Он отмахнулся от девицы, которая двинулась в его сторону с чашей в руках, и кивнул двум невысоким мужчинам, которые зашли в зал.

– Ты отправишься в наступление? – помедлив, спросил он, повернувшись к Публию. Луций видел его резкий суровый профиль, однако поза командующего была по-мальчишески задиристой. – Я сдохну там, если ты останешься в Эдесе. Клянусь, если вы с Титом опять отрядите мне какого-то урода вроде Сикста Сивиллы, я ему глотку перережу.

– Не будем делить шкуру неубитого медведя. Урода вроде Сикста Сивиллы сперва нужно протащить в консулат. Не уверен, что это сработает второй год подряд. Что, если мне в соконсулы изберется Овикула или кто-то из его друзей? Этот год будет сложным, мне нужно быть в городе.

– Я устал от этого. – Гай отвернулся.

– Это необходимо. – Помедлив, Публий потер висок пальцами и добавил тише: – Я тоже устал. Постараюсь добраться с тобой так далеко, как смогу.

В Лотию прибывали люди. Луций разглядывал одинаковые белые тоги, выделяющиеся на фоне разноцветных платьев лотийских рабынь, и пытался угадать, кто есть кто. Он успел запомнить имена самых значимых клиентов Тита Корвина, но не всех знал в лицо. Хоста Кальвина Луций узнал по характерному крупному носу, над которым подшучивал весь город. Тот осматривался и нетерпеливо топтался на месте, словно отложил ради пирушки страшно важные дела и ждал, когда сможет к ним вернуться. На краю боковой ложи уселся Гней Арвина – Праймус явно пошел в него и был почти его копией. Только глаза у Гнея были иными – более вытянутыми, светло-серыми, а годы одарили его солидным животом, расслабили когда-то гордую осанку. Мрачный, с поджатыми губами, он осматривал зал неприязненным взглядом.

Госпожа Клио фланировала между гостями, заговаривая с каждым. Статная женщина с точеным лицом и густыми волосами – слишком светлыми на фоне смуглой кожи, – убранными в высокую прическу. Госпожа Клио сделала себе Третье Тавро сохранения, когда ей было около тридцати, и ее внешность не сохранила очарования юности, однако не стала от этого менее красивой. Напротив, ее лицо как будто заострилось и приобрело иное, взрослое изящество. Она не имела права носить белое, но нашла свой способ подчеркнуть статус хозяйки. На ней было платье сиазонского кроя – свободное, широкое, оно спускалось тяжелыми складками, а его ткань явно была сделана с помощью магии и отблескивала серебристым металлом.

Двое пожилых патрициев обступили Талию. Один из них был Ливом Тумуллой, проконсулом Сегмана. Он демонстрировал ей, как правильно держать кифару. Дед держал инструмент точно ведро с помоями и играть явно не умел, но Талия позволяла ему давать себе наставления и внимательно слушала, распахнув глаза и прикусив губу. Луций закатил глаза и тихо фыркнул.

Он удивился, когда нашел взглядом Марка Центо – он, кажется, был самым молодым из присутствующих патрициев. Видимо, его карьера стремительно продвигалась. Марк беседовал с Аппием Петронием, пожилым военным из приближенных Гая Корвина. В отличие от Гая, который не посчитал нужным сменить тяжелый красный плащ на тогу, и Марк, и Аппий были одеты как подобает. Оба, похоже, чувствовали себя не в своей тарелке. Особенно Марк – его горловая броня вынуждала держать голову прямо, на пальце поблескивал коготь, богато украшенные наручи стискивали запястья. Все украшения отливали золотом. Марк выглядел шикарно, но то и дело дергал плечом, удерживая спадающую ткань тоги.

Всего в зале Луций насчитал восемь человек. Узкий круг ближайших друзей и союзников семьи Корвин. Прижимаясь к щели и вдыхая запах плесени, исходивший от стен, он ерзал и несколько раз порывался уйти искать выход из своей ловушки. Но оставался. Никакое вино не пьянило его так, как интерес. Луций всегда капитулировал перед собственным любопытством.

Марк поднял голову, Петроний рядом с ним тоже вскинулся и обернулся. Проследив за их взглядом, Луций посмотрел в сторону входа и невольно сглотнул.

В зал вошел Тит Корвин.

– Салве, друзья, – он принял из рук поклонившейся госпожи Клио чашу вина, – зачем же вы ждете меня, начинайте трапезу!

Он предложил локоть хозяйке и проследовал с ней к столу. С каждым из гостей он успел перекинуться шуткой или комплиментом, предлагал им места на ложах, подслащая самые отдаленные обещанием лучших блюд. Все это выглядело так, словно он пришел на пирушку со старыми друзьями, да вот только Луций даже в своем застенке кожей ощутил разлившийся в воздухе страх.

Нет, не страх, нечто другое. Клиенты Тита смотрели на него так, как ребенок смотрит на отца, который вернулся из долгого путешествия, – с радостью, но в то же время настороженно, ожидая взбучки за дурное поведение в его отсутствие. Каким-то образом этот человек – не особо высокий и крупный, с мягкими чертами лица и приветливой улыбкой, от которой у него на щеках появлялись ямочки, сковывал волю присутствующих, точно раскинувшая капюшон смертоносная кобра. Равнодушными к его ядовитой харизме остались только Гай и Публий. Гай хлопнул брата по плечу, и они втроем расположились на центральной ложе триклиния.

Пир начался.

Лотийские девицы расставляли на стол закуски, разливали патрициям пряное вино и незнакомый Луцию горячий напиток, почти прозрачный, желтоватый, с ярким запахом аниса и кардамона. Он щекотал ноздри, проникая через узкую щель во внутренние коридоры, смешивался с ароматами еды. Лепешки из миндальной муки, пропитанные розовой водой, перепелиные яйца